Еще студентом Политехнического института, при своей постоянной возне с машинами Алексей часто сталкивался со слесарями, механиками и другими рабочими. И эти люди не только не соответствовали представлению о тупом хаме, но часто поражали его ясностью и простотой мысли. При отсутствии даже элементарного образования они нередко обладали творческой увлеченностью и ярким конструкторским талантом. Правда, механики и лаборанты института были, может быть, и не вполне типичными представителями рабочего класса. Но и на заводах, где Алексею приходилось иногда бывать в связи с заказами института, квалифицированные рабочие казались ему почти такими же.
Эти наблюдения подтвердились и в таллиннский период жизни Трубникова. Но несмотря на, казалось бы, прямое включение Алексея в рабочую среду, у него так и не получилось настоящего сближения с товарищами по работе. Отчасти потому, что места работы приходилось часто менять — Трубников стал специалистом по монтажу и отладке оборудования. Но главное заключалось в том, что он был бароном по происхождению да еще русским. Эстонских рабочих это настораживало и лишало непринужденности в отношениях с ним. А он, вследствие присущей ему нелюдимости характера, хотя и внешней, по сути, также не мог помочь им преодолеть этот барьер.
В последние недели перед отъездом в Советскую Россию, когда все было уже решено, Трубников находился в необычном для него приподнятом настроении. И не только потому, что предстояло возвращение на родину и первая в его жизни настоящая большая работа. Алексей испытывал никогда еще не изведанное им прежде чувство удовлетворения от сознания своей правоты в оценке рабочего класса. Эти люди, которых пытались изобразить тупыми рабами или свирепыми извергами, восстанавливали хозяйство своей страны. И проявляли при этом не разгильдяйство лодырей — теперь, мол, свобода! — а героическое трудовое напряжение, не фанатизм, а политическую терпимость, трезвое предвидение и такт. Его долг русского специалиста — быть с ними. И помогать, насколько хватит его сил, в их великой созидательной работе.
Проявление открытой враждебности к Советской России в тогдашней Германии было не таким модным, как в других европейских странах. И Германия, и Россия находились в особом положении по отношению к внешнему миру, хотя и каждая по-своему. В некоторых экономических и даже политических областях они сотрудничали и были друг другу обязаны. В среде немецких рабочих просоветские настроения были распространены не только среди коммунистов.
