Ну а теперь, подумал я, скотты, подкрепленные тысячной французской ратью, явно готовились навалиться на нас. Впрочем, этому едва ли стоило удивляться после того, как наш король целых три года «рыцарственно» воевал с их малолетней королевой Марией Стюарт. Приглядевшись к развеселой компании, я заметил среди молодежи человека постарше и узнал покрытое шрамами лицо и повязку на глазу: ба, да это же мой собственный домоправитель! Побагровевший от спиртного Колдайрон во всю глотку орал песню. Я вспомнил, что сегодня у него как раз свободный вечер.
— Сходи-ка принеси мне пиво и пирог, — сказал я Бараку, кивнув в сторону стойки, отделенной от таверны перегородкой.
Мой спутник возвратился с двумя кружками пива и двумя пирогами с бараниной. Тяжело опустившись на скамью, он посмотрел на меня виноватыми глазами:
— Простите, что причиняю вам лишние хлопоты.
— Тамазин здорово на тебя рассердилась.
— Она абсолютно права, я это знаю. Мне не стоило раздражать этого тупого солдафона. Военные у нас такие обидчивые. Вы уже слышали? Отряд немецких наемников сегодня утром учинил бунт в Ислингтоне. Хотели получить побольше денег перед выступлением в Шотландию.
— Английские войска не устраивают никаких волнений.
— Вы сумеете вызволить меня из этой истории? — спросил мой помощник серьезным тоном.
— Очень надеюсь. Ты же знаешь, что я сделаю все, что смогу. — Я покачал головой. — Сегодня видел, как сотня людей из городского ополчения уходила от Вестминстерского причала. А в Линкольнс-Инн говорили, что во флоте уже двенадцать тысяч человек. Шестьдесят тысяч ополченцев находятся на берегу Ла-Манша, тридцать тысяч — в Эссексе. Еще двадцать тысяч — на шотландской границе. Милостивый Боже!..
За перегородкой один из разгулявшихся юнцов вдруг выкрикнул:
— Мы разыщем в Лондоне всех французских лазутчиков до последнего! Эти грязные свиньи — не ровня простому англичанину!
— Этот петушок запел бы иначе, будь у него жена и ребенок.
Барак откусил большой кусок пирога и отхлебнул пива.
— Но если бы ты сам вновь стал молодым и холостым, неужели бы ты сейчас к ним не присоединился?
— Нет. Я никогда не стремлюсь бежать вместе со всеми, особенно когда вся толпа несется к обрыву.
Утерев губы, Джек снова приложился к кружке.
Я посмотрел на почти опустошенную им посудину:
— Эй, полегче! Не стоит слишком увлекаться!
— Вы же знаете, что теперь я проявляю умеренность. Не хочу вновь поссориться с Тамазин. Однако воздержание не всегда дается мне легко. Хорошо вам читать нотации по этому поводу… Сами вы пьете так мало, что в вашей кружке и мышь не утопишь!
