Лида каждый раз обижалась на предложение стать главной Ватрушкой, разгоралась ссора, и каждый раз бабушка, услышав голоса ссорящихся, стучала в дверь комнаты и напоминала:
– Вам вообще разговаривать нельзя! Не кричите, а то тесто распугаете, и оно не поднимется как следует. Если не перестанете, завтра вместо пирожков будет гороховая каша!
Эта угроза всегда действовала.
– Ф-фу, – присвистывали, фыркали и стонали инструменты.
За три дня до концерта в Лидин дом вбежал запыхавшийся Митя.
– Нашёл! – закричал он с порога. (При помощи Виолончели, висящей на его плече.)
– Что нашёл? – спросило Пианино.
– Песенники нашёл! Мамкин. И бабушкин. Они же раньше в тетрадки песни записывали. Я такую песню там отыскал! Как рассказывала Флейта, каждый из нас должен найти простую песню про музыканта. А тут такие слова хорошие. Сразу же нашёл в интернете и скачал. Оказывается, куча народа её знает. А я никогда не слышал. Вот! Слушайте! Только она очень медленная.
Митя торжественно включил песню на телефоне, а ребята разглядывали старую исписанную тетрадь в клетку, на обложке которой было написано «Песенник». По комнате поплыла с виду простенькая, всего в несколько аккордов, мелодия, пленяющая своей душевностью.
Музыкант играл на скрипке —
Я в глаза его глядел.
Я не то, чтоб любопытствовал —
Я по небу летел.
Я не то, чтобы от скуки —
Я надеялся понять,
Как умеют эти руки
Не успели они дослушать, как в квартиру ворвался Федя. Чуть ли не с порога вытряс он свой рюкзак. Из рюкзака, кроме разных мелочей, выпал тяжёлый альбом. Лида и Митя уселись тут же, на полу, и стали перелистывать страницы. Фотки были в основном чёрно-белые, но попадались и цветные. Весёлые загорелые люди на фоне гор и палаток, вокруг костров, с гитарами и без, то на байдарках, то на лодках, то пешком с огромными рюкзачищами. На одном листе были написаны слова и аккорды.
Повесил свой сюртук
на спинку стула музыкант.
Расправил нервною рукой
– Сейчас найдём в Интернете, – сказал Митя.
Григ застал детей, сидящих на полу, макушка к макушке, разглядывающих застывшие картинки из прошлого.
– Федька, это что, твой отец, что ли? – поинтересовалась Виолончель, заглядывая через плечо.
Феде и самому не верилось, что суперменского вида парень на вершине заснеженной горы и сегодняшний лысеющий толстячок на диване – одно и то же лицо.
– А это мама? – осторожно спросило Пианино.
Лида слышала, что у Феди нет мамы и что она ушла. Но куда она ушла? К кому она ушла? Если она умерла, то почему нельзя называть вещи своими именами – она умерла. Лида замечала, что Федя избегает таких разговоров, поэтому не расспрашивала. Не всегда можно врываться в чью-то личную жизнь, как громкая раздражающая музыка врывается в тихое пространство другого человека.
