А пока Григорий Иванович вернулся и решительно вошёл во двор школы. Школьные двери уже были заперты. Обойдя вокруг строгого жёлтого здания с белыми колоннами (стиль – советский классицизм), он заметил странное мелькание света в актовом зале.
Григорий Иванович взобрался на мусорный бак, нашёл прореху в шторе и прислонился лбом к стеклу. Григ даже в детстве, когда был Гришкой-очкариком, ни за кем не подглядывал, а тут почувствовал себя начинающим шпионом. Ощущение оказалось необычно-приятным, до щекотки в груди.
– Поздненько начинаю, – пропыхтел Григ, цепляясь утончёнными пальцами за ржавый подоконник.
То, что он увидел, чуть не сбило его с ног. Григ покачнулся. Ещё бы чуть-чуть, и он бы грохнулся в тишине двора вместе с железным баком. Григорий Иванович никогда такого не видел, даже во сне, даже в болезненной горячке. Он уставился в окно во все глаза, стараясь рассмотреть хорошенько всё, что происходило внутри. Возможно, придётся ущипнуть себя за нос и убедиться, что у него начался бред от долгого преподавания.
Происходящее в актовом зале походило на шабаш, но не ведьм, а музыкальных инструментов.
На сцене, ни на что не опираясь, стоял контрабас, а саксофон и две скрипки висели в воздухе. Рояль оскалился в чёрно-белой улыбке. На рояле приплясывали три укулеле. Кроме того, был и аккордеон, развалившийся в кресле первого ряда, и домбра, шутовски кривлявшаяся между рядами.
Сторож, приодетый во фрак и здорово преобразившийся, руководил этим странным ансамблем. Дирижировал он виртуозно: рисунок, который вычерчивала его палочка, инструменты воспринимали безоговорочно и выжимали из себя все звуки, на какие были способны. Они ещё никогда не достигали такого диапазона звучания под неопытными руками учеников, и, казалось, сами получают от этого столько удовольствия, что готовы взлететь.
Звуки доносились до слуха Григория Ивановича даже сквозь двойной стеклопакет. Но угадать мелодию он не мог: это было что-то запредельное, такая музыка находилась за границами знаний учителя. Свистопляска продолжалась до тех пор, пока Григорий Иванович не выдал себя. Он покачнулся и тюкнулся лбом о стекло. Парящие инструменты рухнули на пол, сторож-дирижёр обернулся, а неудавшийся шпион бухнулся на землю. Железный бак с громыханьем покатился по обледеневшему асфальту.
Сторож резко распахнул окно.
– Я… я никому не скажу, – неуверенно проговорил учитель, наивно глядя на сторожа-дирижёра снизу вверх.
