— Да, и инвесторы тоже, — неестественно широко улыбается Емельяненко. — Я немного ввел их в курс дела. Дальше вы сами, Дмитрий Николаевич, а я лишь поприсутствую, — жестом приглашает нас в зал.
После поворачивается к нам спиной и первым переступает порог. Идет впереди, будто он здесь главный. Впрочем, так и есть.
Тем временем мне хочется сбежать, но тяжелая ладонь на талии не позволяет этого сделать. Понурив голову, плетусь туда, где абсолютно не хочу находиться. В компании людей, которых ненавижу. Как я вообще докатилась до подобного? Ко всему прочему, и Машеньку позволяю использовать в качестве аксессуара, отчего гадко на душе.
— Герман Алексеевич неофициально курирует мою предвыборную кампанию. И очень помогает, — тихо сообщает мне Щукин, пока мы неспеша движемся в зал.
Мне даже ответить нечего, слова застревают в горле. Поворачиваюсь к Диме и внимательно всматриваюсь в его лицо. Он серьезен как никогда. И искренне верит в то, что говорит.
Пусть так. Не мое дело!
— Будь любезнее с ним, — добивает меня полупросьбой-полуприказом.
— Может, еще в постель к нему лечь? — вспыхиваю я на нервах. — Ради твоей предвыборки.
Закусываю губу, пожалев о своих чересчур грубых словах. Но поздно…
— Неплохая идея, — задумчиво тянет Щукин, потирая подбородок. — Когда сможешь? Маше на пару часиков няню найму, — смотрит на меня без тени насмешки.
Он серьезно сейчас? Я ведь не удивлюсь! От него можно чего угодно ожидать. Приоткрываю рот, хватая воздух, но не могу ничего ответить от шока.
— Да шучу я, — смеется Дима слишком громко, но, к моему удивлению, Маша не пугается. — Глупая, — добавляет хрипло. — Видела бы ты свое лицо сейчас.
Притягивает к себе ближе и как бы невзначай чмокает меня в висок. Наклоняется к уху и шепчет, дыханием вызывая мурашки на коже:
— У Емельяненко бабы эффектнее. Так что придется тебе довольствоваться мной. Пока я добрый и еще не член правительства, — слегка целует в шею, но мне и этого хватает, чтобы вздрогнуть и покраснеть.
Резко вырываюсь из объятий Димы, отступаю на пару шагов и застываю на месте, хмурясь и негодуя.
— Дима, еще одно слово — и мы с Машей уйдем отсюда!
Испепеляю наглого Щукина недовольным взглядом, а он поднимает руки в знак капитуляции. Конечно, Дима не может остаться сегодня без «фиктивной семьи». Он же так настроился на образ семьянина.
— Кать, я не прошу лебезить, — произносит спокойным тоном. — Просто у тебя такой вид, будто тебя вот-вот стошнит на Емельяненко. Постарайся расслабиться. На Машу переключись, — зачем-то треплет малышку за щечку. — Ты когда с ней возишься, то перестаешь выглядеть… стервой, — последнее слово произносит одними губами, себе под нос, но я все равно слышу.
