«Черт! – выругалась Зина. – Неуклюжая корова. Хорошо, что бутерброды в целлофане». Она подтянула к себе поднос, пытаясь нащупать в полумраке бутерброды и бутылки. Но тут еще раз раздался тот же хлопок. И одновременно с ним дрогнула земля.
«Господи! – испугалась Зина. – Да это же землетрясение».
Не обращая внимания на поднос, она вскочила и увидела, как крышка черного саркофага чуть приподнялась и тут же с грохотом обрушилась на место. Будто кто-то изнутри пытался поднять тяжелый камень. Земля под ногами дрогнула еще раз. Зина ощутила на щеках холодную испарину. Ее бросило вперед, она наткнулась на саркофаг, выставив перед собой обе руки. Ладони коснулись черного камня, он оказался горячим и обжег кожу. Зина отдернула ладони и, забыв о подносе, помчалась к выходу. Земля дрогнула еще раз, и откуда-то сверху рухнул камень, загородив ей путь. Перепуганная Зина одним махом перепрыгнула через эту преграду, выскочила из пещеры и побежала по подземному коридору, не разбирая дороги.
* * *
Большая армейская палатка профессора Парусникова, являющаяся одновременно спальней, кабинетом, гардеробной, библиотекой и залом заседаний, освещалась большим фонарем, висящим под куполом, и была обставлена лишь самым необходимым. У одной из стен стояла узкая походная кровать, застеленная синим мягким пледом, возле нее тумбочка с настольной лампой. В центре палатки стол и четыре белых пластиковых стула. Еще несколько стульев стояли вдоль стен. В углу на разложенном куске брезента лежали книги и свернутые рукописи. На веревке, протянутой вдоль стены, висели плечики с рубашками, брюками и пиджаками хозяина.
За столом сидели Изабелла Мирошниченко, Даниэль Крейман, Сан Саныч Венгеров и профессор Парусников. Перед каждым лежали раскрытые блокноты и остро заточенные карандаши. Докладывал профессор Крейман.
– Из источников, которые менее известны, мне бы хотелось отметить рукопись «Энергия бытия», авторство которой приписывают иудейскому первосвященнику Аарону, – произнес он и сверился с записью в блокноте.
– Это что же, – профессор Парусников поднял вверх карандаш. – Тысяча трехсотый год до нашей эры?
– Тут есть разночтения. Наша традиция датирует эту рукопись примерно тысяча триста десятым годом. Но есть трактовки, относящие ее к тысяча шестьсот девяностому году до нашей эры.
– Это бы надо уточнить, коллеги. – Парусников взглянул на Венгерова, и тот понимающе кивнул. – Если мы будем ссылаться, хотелось бы определить хронологические точки.
