Покончив с подоконником, мужчина прямиком направился к большому письменному столу справа от окна. Выдвинул средний ящик, достал пухлый пакет и бережно уложил его во внутренний карман черной куртки.
Мягко ступая на цыпочках кроссовок, мужчина пересек комнату и вышел в коридор. Прошел мимо спальни, бросил короткий взгляд на ее открытую дверь. На широкой кровати спали мужчина и женщина. Стоявший на тумбочке ночник бросал на их лица синие отблески света. Разметавшиеся по подушке рыжие волосы женщины приобрели темно-вишневый оттенок. Рука спящего мужчины лежала на одеяле, сползшем с груди женщины. Гость в черном на мгновение остановился, бросил короткий взгляд на белоснежную кожу, увенчанную розовым соском, но женщина шевельнулась, и он поспешил дальше.
У самой входной двери мужчину в черном остановил непонятный звук. В глубине квартиры что-то коротко зарычало, и мужчина замер. У него в голове пронеслась мысль: «Неужели собака? Но откуда? Ее же никогда не было». Он успел повернуть голову, и в это время часы, висящие в коридоре, издали громкий звук, нечто среднее между ударом колокола и первым аккордом «Аппассионаты». Мужчина облегченно перевел дух. Половина третьего. Часы тяжело вздохнули и затихли. Мужчина быстро открыл дверь и шагнул за порог. Придерживая дверь двумя руками, он мягко закрыл ее и надавил на ручку, пока не услышал, как щелкнул замок.
Небольшое пространство кабинета было заставлено мебелью настолько плотно, что было неясно, как здесь вообще можно перемещаться. Один угол занимал большой рабочий стол, в другом с трудом помещались диван, обитый серым вельветом, кресло и журнальный столик. Высокие книжные шкафы полностью закрывали две стены. На плотно стоящих кожаных переплетах отражался свет люстры, причудливо изогнутой в виде виноградной ветви. Отдельное место занимал еще один столик, на котором под настольной лампой была развернута книга внушительных размеров. В дополнение ко всему, средневековым замком высились напольные часы, непонятно каким чудом втиснутые между креслом и столом. Вокруг журнального столика сидело три человека. Один из них, сухонький старичок в байковой домашней куртке и старомодной профессорской шапочке, только что закончил говорить. Он отодвинул от себя большой блокнот и отпил чай из стоящей перед ним чашки. Рука старичка, несущая чашку ко рту, чуть подрагивала. Но не оттого, что он был немощен. Напротив, он был бодр и в его глазах читалась решимость многое сделать в этой жизни. Просто сказывалось возбуждение от только что произнесенной речи. Глоток темной, чуть горьковатой жидкости, казалось, его успокоил. Старичок вернул чашку на стол и поднял глаза на собеседников – грузного мужчину с зачесанным набок большим чубом, из тех, что в советских парикмахерских называли «хулиганом», и женщину средних лет со строгим и жестким взглядом серых глаз, странно контрастирующим с ее полными щеками и ярко выраженным двойным подбородком.
