. Это письмо было получено т. Богомоловым
[196], о чем он мне сам говорил (тоже говорил мне в ЦК т. Гордон), копия его была получена т. Красиным, бывшим в то время в Москве. На это письмо я не получил ответа и спустя месяц выехал в Москву, где был назначен на работу в Минск. Я возражал против этого назначения, так как полагал, что меня можно лучше использовать. Однако я не апеллировал в Оргбюро и, после утверждения назначения Секретариатом <5 мая 1925 г.>
[197], работал в Минске вплоть до закрытия «Млота» (до середины марта с.г.).
Я категорически утверждаю, что за границей я не «испортился» и не «оторвался». Против такого рода обвинений вообще бороться трудно, поскольку они основываются не на фактах, а на мнениях. Однако товарищи, выдвигающие против меня такого рода обвинения — я считаю их, повторяю, весьма тяжелыми обвинениями — должны приводить какие-либо мотивы. Я могу сослаться на целый ряд товарищей, знающих меня по работе за границей — легальной и подпольной, которые могут удостоверить, что я никогда не «отрывался».
Что касается моего мнимого участия в афере Стеклова, то это просто вздор. Я не мог принимать участия в этой афере, ибо был в то время во Франции. Я вообще ничего не знал об этом и узнал лишь после приезда в Москву. Узнав же, я, не желая иметь ничего общего с этой грязью, отказался работать в «Известиях» (мне после приезда предлагали там работать — это было в апреле прошлого года).
Точно так же с партией у меня никогда ничего не «выходило». Я являюсь членом партии с июня 1917 г., до того год с лишним работал в социал-демократических (большевистских) кружках молодежи. Никаких «недоразумений» с партией у меня никогда не было, никаким партийным взысканиям я никогда не подвергался. Чистку прошел в Минске в начале этого года (в Париже не было комиссии по чистке).
Все эти циркулирующие обо мне слухи я объясняю исключительно личной склокой и отчасти моим весьма резким отношением к некоторым товарищам. Однако у нас есть ведь соответствующий орган для рассмотрения подобного рода тяжелых обвинений — я говорю о К<онтрольной> К<омиссии>. Товарищи, считающие, что я оторвался, что я — вообще плохой член партии и меня следует из партии исключить, должны передать свои соображения или материал — если он у них имеется — этим органам. Между тем этого никто не сделал, но зато против меня ведется травля, причем я, поскольку мне никто в глаза никаких упреков не делает и поскольку официально никакие обвинения против меня не выдвигаются, — не имею даже возможности защищаться и опровергнуть эти слухи.
