И мне не надо было видеть – я и так знала, что Ковалев продолжает спать за партой, а Босс, застыв в одной позе, делает вид, что упорно изучает обложку учебника…
И вдруг на меня снизошло спокойствие. Такое, какое обычно бывает на олимпиадах, когда волнение исчезает и остается одно: задание, которое нужно решить. И решить очень быстро.
Я принялась считать. Итак, в нашем классе 24 человека. Из них шестеро – Лерка со своими людьми. Получается, что целых 17 человек кто с интересом, кто с жалостью, кто со страхом наблюдают, как несколько девчонок издеваются над одной!
– Че так коряво-то? – кричала Лерка. – Рук, что ли, нет?
Я поняла, что за меня никто не заступится. Что все так и будут молча наблюдать до конца перемены.
Мне стало трудно дышать.
Время как будто остановилось. А в лицо все тыкали и тыкали этой противной котлетой.
И вдруг…
– Эй, вы что, с ума посходили! – прорезал оцепеневшую тишину возмущенный голос. – А ну-ка отойдите от нее! Кому сказал!
Я открыла глаза и увидела перед собой спину Максима Рыкова.
– А ты, дылда, может, лучше меня котлеткой покормишь? Я что-то проголодался! Впереди еще целых три урока!
Всеобщее оцепенение нарушил голос Кузнецовой.
– Слышь, ты! Отвали, а! Не видишь, работа идет?
И тут случилось странное: весь класс вдруг пришел в движение. Рядом с Максимом появился… Ковалев.
– Эй, придурки, хватит издеваться над человеком!
– Ой, да ты-то, двоечник, молчал бы!
– Слушай, чувырла страшнющая! – пробасил Ковалев. – Берегов не видишь!
Вдруг прорезались голоса мышек, которые что-то пищали, приблизившись на приличное расстояние к Леркиной свите. А одна из них даже протянула мне очки и бумажный носовой платок, чтобы я вытерла слезы и прилипшие к лицу (фу!) кусочки котлеты.
– Вы че, совсем оборзели! – закричала на них Лерка. – Вы-то куда претесь?
Теперь, надев очки, я видела, как после окрика Лерки, на лицах у многих мышек появилось некоторое смятение, но никто из них не сделал и шагу назад.
Суперпринципиальный Босс, как всегда в последнее время, сидя за партой, разглядывал обложку учебника (и что он в ней нашел?), зато лица двух Леркиных людей – Крокодильцевой и Пентюховой – сделались растерянными. Они так углубились в себя, что даже не видели, что Лерка подает им какие-то знаки.
В этом всеобщем гаме никто, кроме Ковалева, не услышал, как прозвенел звонок.
– Полундра! – воскликнул он и бросился к своей парте.
Из-за дверей послышался возмущенный голос Горгульи:
