— Ерунда! — резко сказала Магда. — Если он прогнал меня именно поэтому, какой смысл ему было делать все остальное? Зная, к чему это приведет? Послушайте, если вы поняли идею, то должны были поняты если процесс начался, его невозможно остановить. Невозможно соединить то, что разрушено. Вставить выпавший камешек обратно. Заново собрать бесконечное число ветвей многомирия. Аналогично второму закону термодинамики: разбитое яйцо не станет целым, как бы вы ни старались. Если бы мы сделали это вместе, то вместе и умерли бы. В один день. Точно зная — в какой. Любомир не мог, порвав со мной, спасти меня, если все уже произошло. И сам для себя он этого тоже делать не стал бы. Зачем? Он любил меня.
— Любовь кончается;
— Бывает. Вы считаете, что, когда мы поссорились, я провела эксперимент сама? Месть женщины, которую разлюбили?
— Как сказала Лайза, «навели порчу».
— Знаете, доктор Розенфельд, — задумчиво произнесла Магда — я действительно об этом думала. Была очень зла на Любоммра. Не представляла, как мы будем дальше работать вместе. Придется каждый день видеться, обсуждать, решать проблемы… Я хотела уехать. Была возможность — объявили конкурс на должность профессора в Айове…
— Но Любомир заболел.
— Да. И я осталась. На суде, если бы такой суд состоялся, меня признали бы виновной.
— Вряд ли, — пробормотал Розенфельд.
— Потому что улики косвенные?
— Потому что суд не верит в дурной глаз и не разбирается в физике.
— Существует экспертиза. Вызвали бы вас как эксперта.
— У меня нет права выступать в судебном заседании.
— Но если бы все-таки вызвали…
— Я ответил бы на все вопросы прокурора. Пожалуй, я бы даже смог рассказать, как именно можно отделить один-единственный мир от всей остальной бесконечно огромной связки ветвей многомирия.
— Вы и это поняли? — поразилась Магда. — В опубликованных работах ни о чем подобном не было ни слова.
— Понял принцип. Детали, конечно, выше моего понимания квантовой физики.
— Прокурор спросил бы вас: «Могла ли подсудимая самостоятельно провести этот эксперимент?» Это… убийство.
В вопросе было ключевое слово. Магда это понимала. Розенфельд это понимал. Он должен был ответить, не погрешив против истины, и он должен был ответить, чтобы этой истины не коснуться. Пока — не коснуться.
— Прокурор не задал бы мне, эксперту по науке, а не по человеческим отношениям, такой вопрос.
— А если бы задал? — настаивала Магда. — Спросил ваше личное мнение.
— Нет, — твердо ответил Розенфельд. — Дважды нет. Во-первых, обвинитель не может задавать эксперту вопрос о его личном мнении относительно виновности или невиновности обвиняемой. Во-вторых, я ответил бы «нет», если бы этот невероятный вопрос все-таки был бы задан.
