Повисло неловкое молчание. Рыбаки размышляли над прозвучавшими словами. Больно заманчивой выглядела идея, прозвучавшая из уст опьяневшего рыбачка. Размышлял Митька — часто ли такой шанс?
— Поотрубают бошки ведь, — забурчал Олешка, подымая руки. — Братец, ты бы одумался. Мало того что бесовщиной попахивает, так еще и за татьбу[1] осудят.
Стенька ничего не сказал, колебался. Как и Митьке, ему было непросто отказаться от идеи поживиться на халяву. Павлик же продолжил кружиться в своем новом наряде, как на пиру, явно воображая себя великородным барином. Получалось скверно, потому что выпитое вино с непривычки вдарило по мозгам, и рыбака то и дело покачивало.
Однако зерно смуты в головы рыбачков Павлик заложил. Раз — и оно пустило корни в благодатную почву. Слова близнеца заставили Митьку задуматься еще крепче прежнего. Как не думать, если ты один на корабле, а на расстоянии вытянутой руки — английский товар, стоящий баснословных денег. Остается только начхать на условности, протянуть руку и забрать товар себе. Ну а потом погрузить товар с корабля в бочки вместо рыбки, что досталась с промысла и… жизнь артели изменится решительным образом. Вот только что делать с товаром, Митька не знал. Плана на такой случай у него не было. Да и откуда ему взяться? Как-то не приходило в голову рыбаку, что они найдут английские корабли, под завязку забитые добром.
Выдумать же план с нуля, как оказалось, задача не самая простая. Ну возьмут они товар у англичан, а где продавать потом? Как объясняться с купцами? Даже если за полцены отдавать, все равно вопросы начнут задавать. А как отвечать? Что англичане мертвые, и им товар был не нужен? Нет, за такое и голову отрубят без разговора, и в татьбе обвинят, Олешка прав. Размышляя, Митька энергично почесал макушку. Тут бы еще все ничего, да англичане эти закоченели в странных позах…
— В общем, надо на берег возвращаться. Павлик, ты не серчай, но ничего путного из твоей затеи не выйдет, — наконец сказал Митька.
— Но…
— Свалим и сделаем вид, что на корабле нас не было. У нас улова десять бочек здесь и десять в Йоканьге, не гневи Бога.
— Такой прибыли, как сейчас, мы отродясь не видывали, — поддержал Митьку Олешка.
Павлик остановился, перестав кружиться в своем пьяном танце. Было видно все застывшее на его физиономии разочарование. Расставаться с обретенным нарядом, как и с кучей блестящих серебряных монет, рыбаку явно не улыбалось. Как такое вообще пришло в голову Митьке, с его-то жилкой на торг? Но раз остальные порешили — не переть же одному против троих.
