«Затратная» секретность и дефицит бдительности
Тезис о секретности, густой пеленой окутавшей сталинское общество на его излете, вполне можно считать историографическим трюизмом. «Безразборная»286, «избыточная»287 секретность конца 1920-х – 1930-х годов в послевоенный период достигла своего апогея. Поздний сталинизм переполнился государственными, военными, служебными, партийными и, наверное, даже комсомольскими и колхозными секретами. Секретность – это не только целая область существования в социуме государственной и служебной тайны, но также и повседневные практики сталинского человека, соприкасавшегося с секретной сферой и отягощенного постоянными призывами к бдительности. Секреты в сталинское время, как и теперь, доверяли не всем, зато бдительности требовали от каждого.
«Ритуалы секретности» (выражение принадлежит М. Геллеру) были настолько органичной сферой жизни сотрудника Советской военной администрации, что воспринимались как воздух, существование которого начинаешь замечать, только ощутив бюрократическое удушье. Все социальное пространство, в котором обитали сваговцы, высшее руководство пыталось наполнить этим воздухом, качество которого проверялось большевистской бдительностью. СВАГ как любое военное учреждение, тем более находившееся за границей, должен был особенно строго охранять государственные, военные и служебные тайны. Здесь надо было «секретить» информацию не только от врагов, они же бывшие союзники, но и соблюдать целый ряд специфических оккупационных ограничений. Как выразился начальник Отдела контрразведки Смерша Управления СВА провинции Бранденбург, «государственная тайна политики советского государства на территории Германии» не должна была стать «достоянием немецкого населения»288. Судя по ориентировочному перечню документов СВАГ, составлявших военную и государственную тайну, от немцев нужно было скрывать почти все
