, доверия не вызывали. Оккупационные власти пристально наблюдали за реакцией населения СЗО на Нюрнбергский процесс. Сваговцы считали, что немцы «реагируют очень слабо» и говорят о процессе «только тогда, когда им о нем напоминают»
221. В подготовленном для Совнаркома докладе (декабрь 1945 года) командование СВАГ подчеркивало, что немцы демонстрировали весьма половинчатое раскаяние: «Большинство населения осуждает нацистских преступников, посаженных на скамью подсудимых. Но только незначительная часть населения, и то больше рабочие, признают свою вину за поддержку гитлеровского режима. Демократически настроенная интеллигенция в своих публичных выступлениях по поводу Нюрнбергского процесса обычно обходит вопрос о частичной ответственности немецкого народа»
222.
Сотрудники СВАГ, во всяком случае те, кто задумывался о подобных тонких материях, считали, что рядовые немцы не хотят признавать своей личной ответственности: «Некоторые категории людей еще не поняли того, что немецкий народ не может избежать ответственности за войну и ее последствия»223. Но именно эту вину «советские» склонны были долгое время вменять всем немцам, весьма неохотно принимая немецкие доводы о простых темных людях, которые примыкали к фашистским организациям «или по своей глупости, или по нужде»224. Особое психологическое отторжение вызывали попытки бывших нацистов вступить в коммунистическую партию. Таких внезапно прозревших подозревали в корыстных побуждениях: как, мол, раньше они вступали в НСДАП, так теперь лезут в коммунисты225.
Открытое и скрытое по большей части противодействие оккупационной власти создавало серьезные трудности в коммуникации. Общий психологический фон долгое время оставался неблагоприятным. Бытовые и производственные трения с немцами добавляли раздражение и вызывали негативные реакции. Время от времени до начальства доходили сведения о вопиющих фактах оккупационного высокомерия. Полагая, что немцы должны знать свое место, некоторые коменданты начинали вести себя весьма вызывающе. Им казалось, что так они защищают свое достоинство и честь Красной армии, что именно так и надо реагировать на скрытую немецкую неприязнь. Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, прочитать приказ комендатуры Нойгерсдорфа (осень 1945 года) об обязанности немецкого населения приветствовать офицеров на улицах, а также аплодировать танцующим офицерам в танцевальных залах226. Известен случай, когда назначенный на должность коменданта майор К. умудрился испортить отношения с подведомственными немцами буквально за несколько дней. В августе 1945 года он прибыл в комендатуру и объявил: «…когда я прихожу в клуб на концерт и другие увеселительные мероприятия, бургомистр города должен подать команду встать, оркестр должен играть встречный марш, а население стоять и аплодировать». На следующий день майор начал воплощать в жизнь свою программу воспитания немцев. В десять часов вечера он пришел на танцы. Присутствующие не поняли, какой важный человек к ним явился, и продолжали сидеть. Тогда К. потребовал прекратить музыку и велел всем подняться… Естественно, немцы возмутились, хотя бурных протестов и не выражали. По делу К. было назначено расследование, и от должности он был временно отстранен
