Славик крутнул головой, отчего русые волосы его рассыпались на ровный пробор, легли на уши.
— Надежда есть — лет через ...надцать. А пока — никакого просвета. Разве что когда-нибудь позже развернется строительство.
— Дорога ложка к обеду,— вздохнула мать и посмотрела на Веронику.
Все принимали активное участие в разговоре, рассуждали, спорили, лишь она, Вероника, оставалась спокойной — их проблемы ее мало заботили. Женился — вот и думай, как жить дальше. На худой конец и здесь можно пожить какое-то время, не такие уж господа, к роскоши не приучены — ни Славик, ни Катя.
Веронике и в голову не приходило, что домашние втянут ее в этот пустой разговор.
Мать вдруг как-то совсем некстати спросила Славика:
— Почему это Жора так быстро ушел? Ты его даже на чай не пригласил...
Славик медлил с ответом, морщился, потом выдавил:
— Этот Жора-Жорес мне порядком уже надоел... Пусть сам говорит с Вероникой.
Девушка вся передернулась:
— О чем ему говорить?
Славик даже глаз не оторвал от пустого стакана, продолжал позванивать ложечкой о блюдечко.
— Не пойму человека,— заговорил он наконец после долгой паузы, во время которой все почему-то удивленно смотрели только на Веронику: неужели она так глупа? Ведь не малый ребенок. А Славик продолжал с раздражением: — Нет чтобы напрямую, все в обход, с тыла... Сколько я его знаю — всегда такой. Надоело до чертиков... Тебе-то он что-нибудь говорил? — Славик уставился на сестру в ожидании ответа.
Вероника повела плечами, улыбнулась. Но тут же беззаботная улыбка сошла с лица:
— Почему же? Говорил. «Ах, какие у тебя зубки, Ника!», «Ах, какие у тебя нежные ручки, Ника!», «Какие у тебя голубые глазки... Как небо!» И все это с олимпийским спокойствием, с таким чувством собственного достоинства, словно одаривал меня бриллиантами. Точь-в-точь как пан Быковский!
И тут Вероника громко расхохоталась. Она живо представила себе Жореса с его плоскими комплиментами, будто позаимствованными у Быковского, в духе современности подновленными.
— Перестань дурочку валять, я совсем не об этом,— рассердился Славик и бросил ложечку в стакан.— Он никогда не говорил тебе... Не просил твоей руки?
— Руки? Ха-ха! — Вероника опять громко захохотала.— О чем ты говоришь?
Все уставились на нее, как на шута, пытающегося смешить не там, где надо.
— Да что от нее хотеть? — не сдержался Славик и сам заулыбался.— Ей еще в куклы играть, а не беседовать о таких серьезных вещах.
— Не такая она и маленькая, восемнадцать недавно исполнилось. Пора уже серьезно на жизнь смотреть,— медленно, будто диктуя, произнесла мать. Она всегда так замедляла речь, когда начинала сердиться.
