— Тихо! Чего раскричались? Выгоню!
Когда сказка кончилась, Вадим зажег свет.
— Сейчас будет про зверей в Африке, — сказал он и повернулся ко мне: — Заряжай!
В этот момент дверь распахнулась, и в домик в клубах пара ввалилась сгорбленная, закутанная в черный платок старуха. Она тащила за руку хлюпавшего носом малыша в бараньей шапке.
— Вадька! Зараза! — крикнула старуха, и я удивился ее сильному, высокому голосу. — Ты что ж это, подлец, кинотиятр открыл? Аферист! И деньги берешь?! Скоко же? Можа, поделишься с бабкой?!
Старуха подошла, быстро взглянула на меня и, поймав за шиворот Вадима, потянула к себе:
— Торгашское отродье! Я ведь не мамка родная, эта она с тобой чикается! Надо же подумать, мальчонка денежки выложил им, а они не пускают, на дворе морозят!
Вадим сопел и молча крутился, но бабка держала его крепко и вдруг, размахнувшись, влепила внучку звонкую оплеуху. Вадим заверещал, рванулся, упал на пол и забился, судорожно колотя руками и ногами о пол.
— Я тебя, Кощей Бессмертный, отучу ханыжничать! Сдохну, а отучу! — кричала старуха. — Брось придуриваться!
Она схватила Вадима за руку, попробовала оторвать от пола, но он завопил и еще сильнее стал колотить ногами.
Дети жались в углу, а я стоял, не зная — бежать мне или дожидаться расправы. Потом, решившись, я подхватил шапку и выскочил за дверь.
Спотыкаясь, бежал я по двору, а когда выскочил на улицу, то вздохнул облегченно. Услыхав за спиной крики, я опять припустился прочь от чужого дома, и сердце мое колотилось испуганно…
На следующий день в школе Вадим опять подошел ко мне.
— Привет! — сказал он. — Что, напугался вчера? Ерунда! Я же говорил, что бабка у меня — зверь! Плевать. Зато рубль двадцать собрали, держи половину, — он протянул мне горсть мелочи: — Бери, это ничего, что сорвалось. Я другое дельце придумал, расскажу — упадешь! На два рубля за день! Понял?
Я посмотрел на протянутые деньги, потом на Вадима и, повернувшись, пошел в свой класс.
— Эй, Сережа, ты что? — крикнул Вадим. — Боишься, да?
Я обернулся и, глядя в его синие, прищуренные глаза, сказал тихо:
— Ты больше не приходи ко мне… — и, помолчав, добавил подвернувшееся вдруг слово: — Кощеюшка!
