14
Удивительно, но особенно трепетно относились к своему здоровью осужденные за самые жестокие, садистские преступления.
Помню, как намучились доктора и медсестры с заключенным, на чьей совести было три человеческих жизни. Будучи шестнадцатилетним, он убил обрезком трубы двух стариков, попытавшихся прогнать его с дачного участка, куда юноша забрел пьяным. Суд приговорил несовершеннолетнего к максимальному сроку наказания — десяти годам лишения свободы. Оказавшись на «малолетке», он задушил сокамерника, завернул его в одеяло и поджег. Ему добавили год или два — до тех же десяти. С этим сроком он и пришел во взрослую колонию. Так вот, постоянно жалуясь на здоровье, этот юноша падал в обморок от одного вида шприца…
Другой заключенный ежедневно скрупулезно записывал в тетрадь свое состояние — пульс, артериальное давление, температуру тела. Туда же он заносил все прегрешения администрации: в столовой выдали прокисшее молоко, в порции мяса оказалась косточка, медсестра на пятнадцать минут позже выдала назначенное лекарство…
На основании своих записей он составлял длиннейшие, написанные бисерным, аккуратным почерком жалобы в прокуратуру по надзору за ИТУ, партийные органы, народным депутатам.
Пятнадцатилетний срок наказания этот осужденный отбывал за то, что изнасиловал, задушил и ограбил родную бабушку.
Другого жалобщика я запомнил особенно хорошо, потому что схлопотал за него выговор. Фамилия его была Каров, родом, кажется, из Бузулукского района. Свои тринадцать лет усиленного режима он получил за изнасилование падчерицы. Девочка училась в первом классе. На следствии Каров, не моргнув глазом, предъявил в свое оправдание расписку. В ней старательно выведенными буквами только что научившегося писать ребенка сообщалось, что она «вступает в половую связь добровольно».
Каров тоже любил лечиться, ежедневно отираясь в коридорах санчасти. Как-то раз я застал этого сорокалетнего заскорузлого мужичонку за подглядыванием. Присев на корточки, он сквозь щель в двери наблюдал за медсестрой, которая неосторожно нагнулась, раскладывая лекарства. Изо рта его текла струйка слюны…
Конечно, врач должен быть гуманистом, чутким, внимательным, всепрощающе добрым… Но всему бывает предел… В общем, в формулировке приказа о моем наказании была фраза: «За допущенное рукоприкладство…»
Но встречались среди жалобщиков и чудаки, эдакие зоновские бессребреники, «адвокаты преступного мира». На Мелгоре к этой категории относился татарин Хайрулла.
