По факту смерти обязательно проводилась прокурорская проверка, а потому скрыть что-либо, втихаря «списать» погибшего администрация не имела возможности.
Умершего в зоне на носилках санитары несли к вахте и клали у входа. Начкар на КПП, пугливо взирая на тело, все-таки обязательно трогал его носком сапога, недоверчиво косясь на докторов:
— Он че, точно крякнул? А то убежит еще…
Выслушав заверения сопровождающего, что крякнул без всяких сомнений, часовой открывал двери вахты, и со стороны воли носилки принимали уже бесконвойники.
С шутками и прибаутками — смерть в зоне обычно не вызывала ни уважения, ни сочувствия — покойника отвозили на пожарку и запирали в сарай. После чего отрядник начинал хлопотать, заказывая в столярке гроб, выписывал на складе новое белье и робу.
Сопровождать труп на судебно-медицинскую экспертизу, которую проводили в соседнем районе, поручали обычно мне. Выделяли грузовую машину, почему-то всегда с одним и тем же придурковатым шофером, который до дрожи боялся покойников. Тело клали в гроб, сбитый из наскоро обструганных сырых досок и оттого неподъемный, грузили в кузов, и мы трогались. Водитель с застывшим от ужаса лицом гнал автомобиль, рискуя доставить вместо одного покойника трех. Раза два нас останавливала ГАИ, но, взглянув в кузов, милиционер махал рукой: езжайте от греха…
В морге заправлял всем санитар-татарин, из бывших зеков, вечно пьяный и по отношению к ментам особенно наглый.
— Привез? — всякий раз недовольно спрашивал он, радуясь возможности покуражиться перед зоновским доктором. — А на хрена мне ваш жмурик? Вон их сколько валяется, сегодня не вскроем… Ну ладно, тащи его на тот стол — пусть до завтра лежит, не протухнет.
Сделать его сговорчивым позволяла только бутылка медицинского спирта. Увидав ее, санитар улыбался уже приветливо, торопливо наливал спирт в мутный стакан, стоящий на столике среди перепачканных кровью инструментов, спрашивая всякий раз:
— Ты будешь? Ну а я поправлюсь слегка, болею после вчерашнего…
Выпив спирт, радостно потирал руки:
— Ну где там братан? Пошли, командир, принесем.
Водитель отрешенно бродил в отдалении, а мы вдвоем с санитаром снимали тяжелый гроб с кузова, и, матерясь сквозь зубы, волокли в морг.
— Одежку привез? Давай переодену братана, будет выглядеть как огурчик!
В те годы существовал приказ МВД, запрещающий отдавать умерших заключенных родственникам. Бригада бесконвойников на райцентровском кладбище рыла могилу и в присутствии начальника отряда предавала грешные останки земле. После этого отрядный обычно напивался, помянув погибшего, а бесконвойники возвращались с кладбища с набитыми карманами — их угощали сердобольные старушки, да и сами они не стеснялись прихватить с могилок съестное. И, колупая трофейные яйца, бормотали: «Вот и освободился кореш…»
