— Так точно, ваше превосходительство.
— То-то же. Завтра с утра вам надлежит быть в моей приёмной. И да, — Марков ткнул в него пальцем. — Достаньте, наконец-то, себе погоны. А то ходите как великовозрастный юнкер. Срам. Да ещё в этой чёрной шинели.
Толкачёв хотел парировать, сказав, что генерал сам не имеет погон, да и белую папаху вряд ли можно назвать генеральским атрибутом, но промолчал, ибо упомянутая комиссия с той же лёгкостью могла признать его доводы несостоятельными.
Через несколько минут Толкачёв стоял возле дверей квартиры Домны Ивановны, постучал. Дверь открыл Липатников.
— Володя? Слава Богу!
Из-за его плеча выглядывала Домна Ивановна. На её лице был то ли испуг, то ли радость, в полутьме прихожей сложно было разобрать одолевающие её эмоции. Она склонила голову и повторила вслед за Липатниковым:
— Слава Богу!
Толкачёв расстегнул шинель, снял фуражку.
— А что у вас окна завешены? Я боялся, никого не застану. А идти некуда. Из общежития выселили, нового места не предоставили. Как вы здесь?
— Боязно стало при открытых окнах, — со вздохом поведала Домна Ивановна. — Непонятные люди ходят, заглядывают. А со шторами спокойнее. Пойдёмте в гостиную, Володенька, у нас и чайник поспел.
Это обобщённое «у нас» прозвучало совсем по-домашнему, и Толкачёв с улыбкой подумал, что последние трое суток не прошли для отношений Алексея Гавриловича и Домны Ивановны впустую. Как ему не хватало этих добрых лиц и этой обстановки: кресло, камин, фотографии над комодом.
— Вы, наверное, голодны, Володенька? Ну так я к чаю подам хлеба и сыра. Алексею Гавриловичу вчера паёк выдали, есть чем вас угостить.
Домна Ивановна скрылась в кухню.
— Как съездили? — спросил Липатников.
— Не спрашивайте. Сплошная морока. Взяли зимнего обмундирования комплектов шестьсот, сдали на сохранение киевской роте в Безсергеновке. А иначе казаки всё бы отобрали. До крайности обнаглели.
— Не ругайте казаков, Володя. Это их земля, и всё, что на ней, тоже их. Мы здесь чужие.
— Это русская земля!
— Казак — местник, для него что своя земля, что русская, всё одинаково. Только одна русская для всех, а другая русская для него одного, и мы, повторюсь, на ней чужие. Если бы в ваш Нижний Новгород пришли вооружённые люди и вытащили, скажем, из Строгановской церкви всю утварь, что бы вы сделали?
— Мы не грабим церквей. И вообще, Алексей Гаврилович, с таким подходом мы с большевиками не справимся.
— С божьем помощью да с чистыми помыслами… Но не будем об этом. Не желаете партию в шахматы?
