— Забрались, мать вашу, в какую-то канаву, — плевался он. — На улице мороз, а там тоненький ледок и вода. Эти бьют из шестидюймовок, не высунешься. Промокли насквозь. А вы, Толкачёв, как? Большие потери?
— Не знаю пока. Только вернулся. Отвозил раненых в Кизитеринку.
— Зря вернулись.
— Почему же?
— От Хованского поступил приказ к отступлению. Батальон Донских пластунов бросил позиции в Питомнике и колонной по четыре направился по хатам. Братья-казаки больше не желают воевать против братьев-рабочих. Так что теперь весь наш правый фланг хлещет где-то горилку и закусывает её салом. А мы, дабы не оказаться в тактическом окружении, вынуждены идти туда, откуда вы только что прибыли. Доступно я объяснил?
— Более чем.
Из вокзала вышел Парфёнов — без кубанки, с зажатой в кулаке телеграфной лентой. Увидел Толкачёва, наскочил на него волком.
— Где был?
— Отвозил раненых. Ты же сам приказал.
Парфёнов повернулся к Мезерницкому.
— Мстислав, ты со взводом остаёшься в прикрытии. Всем остальным готовиться к отходу. Подводы кто-нибудь видел? Как придут, сразу сообщить.
Парфёнов злился. Ветер трепал его осипший от холода голос, и от этого он ещё более походил на волка. В таком состоянии Толкачёв видел его лишь раз — в день поражения восстания юнкеров в Петербурге. Что могло произойти сегодня?
— Василий, ты можешь сказать, что случилось?
Парфёнов привалился спиною к стене, достал портсигар.
— Донскова к Нахичевани ты отправил?
— Да. И что?
— Весь взвод перебит в штыковой атаке.
Голова вспотела, по шее, по спине побежал пот. Толкачёв снял фуражку, вытер лоб и переспросил недоверчиво:
— Весь?
Парфёнов вынул папиросу, покрутил в пальцах, сжал гильзу гармошкой.
— Володя, я не могу так сразу судить, но… Ты уверен, что была необходимость посылать их туда?
Толкачёв растеряно развёл руками.
— Возникла угроза охвата с левого фланга. Я отправил их… Я сказал, чтоб они отходили к насыпи. Впрочем… Где они?
— На угольном складе. Сейчас подводы должны подойти… — Толкачёв развернулся к складу. — Не ходи туда, — Парфёнов достал спички. — Не на что там смотреть. А Донскова и не узнать вовсе.
— Я должен.
Подбежал поручик Зотов.
— Господин штабс-капитан, подводы из Александровской прибыли.
— Сколько?
— Четыре.
— Хорошо. Одну оставьте раненым, остальных… Остальные к складу. Людей подберите, у кого нервы покрепче и ступайте за мной.
Парфёнов прикурил папиросу, затянулся и кивнул Толкачёву:
— Идём.
Возле склада стоял часовой. Увидев командира батальона, он вытянулся и отдал честь. Парфёнов рубанул рукой, как будто отмахнулся от него.
