Гражданская рапсодия. Сломанные души | страница 33
7
Новочеркасск, улица Барочная, ноябрь 1917 года
Насколько же непредсказуема погода в Новочеркасске. Вчера весь день кружила над городом метель, крупные белые хлопья облепили дома, деревья, заборы; вдоль по обочинам наросли сугробы; дворники — бородатые мужики в кожаных фартуках, с лопатами — усердно гребли снег и скалывали со ступеней намерзающий лёд. А сегодня утром полное солнце. Катя выглянула в окно, от вчерашних сугробов ничего не осталось, только несколько продольных полос посреди дороги, утрамбованных тележными колёсами, да лужицы грязной воды. На каштане у дома напротив стая галок: шумят, чего-то выпрашивают. Дворник замахнулся на них, галки встрепенулись, забили крыльями и полетели прочь.
Катя взяла чемодан и спустилась на первый этаж. В холле возле бойлерной сидел Липатников. Он притулился на табурете у тумбочки дежурного и курил. Дежурный, вчерашний часовой, пил чай из алюминиевой кружки и читал газету. Кате уже представили его — капитан Болотин. София говорила, что он дослужился до офицерского звания из низших чинов и ещё на японской был награждён тремя солдатскими Георгиями. Молодые офицеры его уважали, хоть и подтрунивали иногда, а начальство, не смотря на косноязычие и крестьянскую грубость, вежливо величало по имени-отчеству. С Липатниковым они сдружились мгновенно. До глубокой ночи сидели они в помещении столовой, пили чай, говорили о войне и вспоминали о мире. А сегодня уже полдня сидят у тумбочки. И лишь одна беда омрачала их отношения: Болотин не умел играть в шахматы.
Завидев Катю, Липатников встал, на его лице отразилась надежда.
— Сыграете со мной в шахматы, Катя? — спросил он заискивающим голосом. Пока ехали в поезде, он ни разу о них не вспомнил, но прибыв в Новочеркасск, будто заболел ими.
— Что вы, Алексей Гаврилович, я совсем не играю в шахматы.
— Что за организация, никто, не играет в шахматы.
— Вы ещё найдёте себе соперника. А что с вашим назначением?
Липатников махнул рукой, и было непонятно: жест ли это отчаянья или он просто отгоняет от себя табачный дым.
— А вы, гляжу, с чемоданом. Уезжаете?
— Недалеко. На станции формируют санитарный поезд, меня и Андрея Петровича переводят на него служить. Андрей Петрович уехал рано утром, а я задержалась. Хотела попрощаться с Машей и Софией.
— Мария Александровна остаётся?
— К сожалению. Мы очень хотели служить вместе, но полковник Всеволожский не разрешил.
— Могу оказать протекцию. Полковника Всеволожского я знаю лично.