В приёмную быстрым шагом вошёл Парфёнов: белая кубанка, белый китель, на левой стороне груди Георгиевский крест первой степени. Дежурный указал в сторону дивана, и Парфёнов в пафосном порыве вскинул руки.
— Бог мой, что я вижу! Володя, друг мой! Что за костюм на тебе, на какой свалке ты его подобрал? В «Привале» такого не признают. И что бы сказала твоя Ларочка?
— Лара ныне ходит под руку с важным господином из Реввоенсовета, ей всё равно, — ответил Толкачёв.
— С товарищем! — поднимая кверху указательный палец, уточнил Парфёнов. — Сейчас это называется так: товарищ-ч!
Он шагнул навстречу, сжал протянутую руку.
— Я знал, что ты приедешь. Даже тогда на вокзале, всё равно знал. Не тот ты человек, чтобы оставаться дома. Ты один?
— Со мной юнкер. Рекомендую. Вместе ехали до Новочеркасска.
Парфёнов перевёл взгляд на Осина и окликнул дежурного.
— Ларионов, определите вновь прибывшего в роту штабс-капитана Мезерницкого, пусть дадут место и накормят. А ты, Володя, со мной. Уж нам есть о чём поговорить, — он хлопнул Толкачёва по плечу. — Как же я рад!
Толкачёв потянулся за плащом, но Парфёнов махнул: оставь — и повёл его по коридору в свой кабинет. Больничный дух ощущался здесь не менее остро, чем на Барочной. Пахло той же касторкой и гниющими бинтами. Этот запах Толкачёв запомнил по фронтовым полевым лазаретам, где им пропиталось всё вокруг, даже земля и небо над серыми полотнищами санитарных палаток.
— На запах не обращай внимания, — сказал Парфёнов. — Пытались проветривать, мазали всякой всячиной, попа звали. Ничего не помогает. Ну да мы здесь ненадолго. В штабе говорят, скоро переведут в Ростов.
— Чем же Новочеркасск плох?
— Новочеркасск не плох, в том-то и дело. Но Войсковое правительство требует, чтоб мы убрались за пределы Донской области. Думают, если мы уйдём на Кубань или в Ставрополь, большевики перестанут на них давить.
Толкачёв кивнул слабо.
— Их можно понять, они надеются пережить это время.
— Надежда приговорённого к расстрелу.
— Думаешь, всё так серьёзно?
— Увидим.
Парфёнов толкнул дверь кабинета и сделал приглашающий жест рукой. В кабинете не было ничего лишнего: узкая кровать, стол, несколько стульев и платяной шкаф, наполовину заполненный деловыми папками. На столе телефон, чернильница, разбросанные в беспорядке бумаги. Толкачёв покосился на пальцы Парфёнова, они были запачканы чернилами. Парфёнов перехватил его взгляд и усмехнулся.
— Ну да. А ты как хотел? Батальон — это не команда конных разведчиков. Здесь не кровь, здесь чернила льются.
