Пояснив некоторые моменты внутреннего содержания, полковник принялся расспрашивать каждого: кто такой, откуда прибыл, где служил ранее. Толкачёв, когда подошла его очередь, пояснил кратко на каких фронтах и в каких должностях служил, под конец добавил:
— В июле был направлен в Петроград, в резерв генерального штаба. Однако назначения не получил. До октябрьского переворота находился при Николаевском инженерном училище, преподавал русскую военную историю. После поражения в ноябрьском выступлении против власти большевиков решился ехать в Новочеркасск.
Полковник слушал, кивал, потом сказал:
— Вам следует заполнить анкету. Вопросы не сложные, — и повернулся к Осину. — Вы, по всей видимости, из юнкеров?
— Так точно, ваше превосходительство! — вытянулся тот.
— В таком случае, ступайте на улицу Грушевскую дом двадцать три. Это здание первого городского лазарета. Спросите штабс-капитана Парфёнова. Он командует Юнкерским батальоном, и у него сейчас острая необходимость в пополнении.
— Извините, господин полковник, — подался к столу Толкачёв, — вы упомянули штабс-капитана Парфёнова Василия Дмитриевича?
— Так и есть. Вы знакомы?
— Мы встречались в Петербурге…
— В Петрограде, — поправил полковник. — Высочайшим указом от восемнадцатого августа…
— Да, простите, конечно же, в Петрограде. И я бы хотел прежде назначения переговорить с ним.
— Это ваше право. Мы никого насильно вступать в Организацию не заставляем.
— А разве Юнкерский батальон отдельная структура?
Звягин болезненно сморщился, как будто его уличили в некомпетентности, и поспешно сказал:
— Нет, конечно, нет. Юнкерский батальон так же является частью Организации. Ступайте.
Толкачёв вышел в коридор. Катя и Маша стояли у окна, Липатников, прислонившись плечом к стене, смотрел в пол и теребил в пальцах папиросу.
— Я на Грушевскую, — сказал Толкачёв. — Кажется, там мой друг.
— А мы, стало быть, здесь, — с грустью вздохнул Липатников. — Жаль с вами расставаться, Владимир. Привык я к вам, вы надёжный. — Липатников снова вздохнул. — Если возникнет необходимость, вы знаете, где нас искать.
— Непременно, Алексей Гаврилович.
— И ещё я хотел бы вас попросить. Кирилл с вами уходит?
— Да.
— Приглядывайте за ним. Понимаете, это очень хороший юноша, и очень ранимый. Он поэт. А в России это многое означает. Понимаете?
Толкачёв кивнул и посмотрел на Катю. Она обсуждала что-то с Черешковым, очевидно, какой-нибудь новый медицинский вопрос. Когда Толкачёв прощался, она даже не повернулась в его сторону, и это невнимание задело его, хотя почему она должна была обращаться к нему и почему её невнимательность его задевала, объяснить себе он не мог.
