За ночь состав останавливался дважды. Кто-то кричал матом, плакал ребёнок. Толкачёв слышал это из полудрёмы. Стук колёс усыплял, тело покачивалось в такт стуку, от начала вагона по-прежнему доносился храп. Как же он раздражал! Но когда начало светать, Толкачёв почувствовал себя отдохнувшим. Осин и Будилович спали на верхних полках. Осин смешно посапывал, совсем по-мальчишечьи, и облизывал во сне губы. Барышни тоже спали, привалившись головами друг к другу; маленькие, ещё совсем подростки — им вполне хватало одного спального места на двоих. Липатников и Черешков стояли в проходе у окна.
Толкачёв поднялся.
— Алексей Гаврилович, время не скажете?
Липатников достал часы.
— Половина седьмого. Поспали бы ещё, Володя.
— Нет, выспался.
— Это в вас армейский уклад говорит. В шесть часов «зорька» и подъём. Что ж… — Липатников подался вперёд и заговорил шёпотом. — Ночью пришла новость: из Быхова бежал генерал Корнилов. Есть предположение, что направляется он в Новочеркасск.
— Откуда вы узнали?
— На последней станции сообщили. Передали по телеграфу. Говорят, уже два или три дня как, а сообщили только вчера вечером, — Липатников покачал головой. — Надо же… Представляете, Владимир, что это означает?
Это могло означать одно: конфликт. Неудачное выступление Корнилова против Временного правительства в конце августа привело к тому, что именно Алексеев арестовал Лавра Георгиевича и заключил его в Быхов. И пусть Алексеев пытался смягчить реакцию Керенского и загородить собой надуманную вину мятежного генерала, Корнилов этого не понял и не принял, и отношения двух русских военачальников были более чем натянутыми. И не важно, что правительства, отдавшего приказ об аресте, уже месяц как не существовало — сам факт оставался, а Корнилов подобного не забывал. Как-то они теперь встретятся и что-то скажут друг другу.
— Всё образуется, — сказал Черешков не вполне уверенно. — Каледин не позволит им поссориться. Вы же знаете, Алексей Максимович мужчина весьма приветливый, да и генерал Алексеев человек не конфликтный. Уж вдвоём-то они Лавра Георгиевича как-нибудь образумят.
— Ваши бы слова, как говорится…
Поезд начал замедлять ход. Вагон дёрнулся, тормоза зашипели, за окном показались припорошенные снегом мазанки. Медленно проплыло каменное здание вокзала и вывеска с торца под четырёхскатной крышей: «Чертково». Липатников подошёл к Будиловичу, тронул его за плечо.
— Ротмистр, вставайте.
Тот приподнялся на локте, прищурился сонными глазами.
