Неблагодарная работа, где шансы выжить минимальны.
Здесь страшно пахнет гарью, будто весь мир — один сплошной костёр. Даже дышать трудно, закашливаешься. Под ногами хрустит выезженная трава, проваливается потрескавшаяся мёртвая земля, превратившаяся в подобие песка.
Если присмотреться, в тех огромных чёрных облаках от пожаров видны монструозные очертания огромных авианосных десантных кораблей, что зависли над планетой в атмосфере. Вот один из них вспыхивает яркой вспышкой, и эта громадина кренится. Огромный, словно левиафан, он теряет высоту и падает на землю. Врезается, от чего земля трясётся, ломается, зарываясь в землю, и взрывается ядерным грибом.
А то, что я наблюдал — штурм планеты Озура.
Я не знаю, какое это перерождение, но ту битву помню отлично. Всё небо в огне, вся земля в трупах, всё выжжено.
Видение срывается и уносится обратно в общий поток. Снова всё вокруг несётся, крутится и вертится.
— Это было твоё воспоминание? — у оракула голос как у любознательной девчонки, сразу сбил ей пару сотен лет.
— Да.
— Я никогда такого не видела.
— И надеюсь, что не увидите, — глухо отозвался я.
Голова начинает болеть, и уже не спасает и тепло, которое разливается в местах, где меня касаются лекари. Под носом становится мокро, появляется привкус крови во рту. Глаза страшно болят, хочется даже немного помассировать их, чтобы хоть как-то успокоить.
И ведь всё, что я замечаю в этой круговерти — война, война, война, война. Они все похожих тонов: тёмно-красные, серые, безжизненные, выцветшие, от них буквально пахнет кровью и гарью. Довольно красноречиво показывают всё моё бессмысленное существование. Некоторые я узнаю сразу, а некоторые вспоминаю с трудом. Одни я успеваю едва рассмотреть, когда другие столь отчётливы, что можно рассмотреть каждую деталь.
А в какой-то момент меня начинают мучать голоса, сначала тихие, потом громче и громче, их становится нестерпимо много. Крики. Крики мужчин, женщин, детей — все они кричат, что-то требуют, просят, пытаются доказать. Их миллионы, и все они наполнены болью и ненавистью, страхом и пустой надеждой. Они становятся такими громкими, что хочется заткнуть уши. Даже глаза вибрируют в глазницах.
А давление в голове всё росло и росло. Теперь я едва держался, чтобы не оттолкнуть оракула от себя. Всё же осталось ещё немного, ещё чуть-чуть покопаться в моей памяти, чтобы найти причину, почему я лишился памяти. Я столько раз думал об этом, и вот возможность выпала. Будет глупо просто…
