Я спросила, есть ли у нее всё еще эти кассеты.
Конечно, сказала она. Я оцифровала их несколько лет назад. Оригиналы, подписанные и пронумерованные, хранятся в большом шкафу в моем офисе. Когда мама умерла, сказала она, братья и сестры попросили их вернуть, но я отказалась. Из-за этого мы поругались, добавила она. Это немного грустно. Теперь мы больше не видимся.
После того как мамы не стало, продолжила она, отец быстро женился снова. Однажды к нему домой постучалась женщина, продающая какие-то чистящие средства, и вот так запросто он женился на ней. Они продали красивый дом, где Биргит провела детство, и переехали в уродливое одноэтажное здание в плохом районе города. Женщина эта совершенно омерзительна – неотесанная и толстая, полная противоположность ее стройной и очаровательной матери. Теперь ее отец живет как бродяга, грязный и одетый в лохмотья, и у него нет денег. Ее братья и сестры пытались подать на эту женщину в суд, но оказалось, что отец по собственной воле отдал ей всё, включая предметы, напоминавшие о его прежней семейной жизни, которые она продала или выбросила. Она позволила ему остаться в доме, но обращается с ним как с собакой. Биргит была уже в Англии, когда начали происходить все эти события: в ее отсутствие ее прошлое было разобрано по частям. Исчезли даже фотоальбомы – если бы не сохранившиеся кассеты, она бы никогда не смогла никому доказать, что та старая жизнь была.
Лоуренс позвал нас за стол, и все встали с дивана.
Я спросила, сопровождает ли ее всё еще это чувство нереальности и откуда, как она думает, оно возникло. Элла вернулась и встала рядом с нами, но вскоре соскользнула на колени Биргит и положила голову ей на грудь, посасывая большой палец. Биргит с отсутствующим лицом погладила ее темные волосы и наконец подняла свои странные глаза, встретившись со мной взглядом.
– Мне нравится, что вы задаете мне все эти вопросы, – сказала она. – Но я не понимаю, почему вас это интересует.
Лоуренс снова позвал нас за стол, и она попыталась опустить ребенка на пол, но Элла, сопротивляясь, прицепилась к ней. С Эллой на руках она кое-как встала и продолжала беспомощно стоять, пока Лоуренс не пришел забрать девочку.
– Давай, обезьянка, пошли, – сказал он, унося ее в дальний конец накрытого к ужину длинного стола под окнами, окутанными туманом.
Дети сидели за одним концом стола, взрослые – за другим. Рыжеволосая девочка сидела посередине. Мое место было напротив Элоиз, и некоторое время я смотрела на нее, пока она взволнованно оглядывала всё вокруг, поправляя платье и прическу, будто желая себя в чем-то переубедить. У нее было мягкое, миловидное лицо с маленькими покрасневшими глазами, из которых, казалось, вот-вот польются слезы, но она то и дело отважно улыбалась, словно хотела этого не допустить. Она была совсем не похожа на Сьюзи, высокую, сильную и болтливую женщину, которая любила отдавать приказы и решать практические вопросы, чья организаторская хватка была такой сильной, что она расписала свою жизнь с Лоуренсом на долгие годы вперед и могла четко сказать, чем они будут заняты и где будут находиться через месяцы и даже годы. В обществе Сьюзи Лоуренс постепенно стал крайне грубым и несговорчивым, чего, по всей видимости, не замечала только она – по той причине, что была, как я полагаю, нечувствительной. Особенно жестоким было то, что в своем неудержимом желании прогнозировать будущее она даже не допускала возможности, что Лоуренса в нем не будет. Сейчас она одна, сказал мне Лоуренс, и пытается – не всегда успешно – вести себя вежливо и даже благородно с ним и с Элоиз. Я сказала ему, что она отправила моим сыновьям подарки на Рождество. Они были так красиво и бережно упакованы, что от одного только их вида мне стало несоразмерно грустно, будто внутри упаковки была не какая-нибудь игрушка, а сама чистота, чистота доброго намерения, которая истощится или окажется ненужной, как только мальчики разорвут упаковку. Эта чистота вдруг показалась реальнее, чем все задокументированные странности поведения Сьюзи и до, и после того, как от нее ушел Лоуренс: в тот момент – хоть я не сказала ему об этом – мне захотелось, чтобы он вернулся к ней и сдержал свои клятвы.
