Его отец, сказал он, любил в свободное время мастерить что-нибудь руками: в саду был сарай, и отец сделал там мастерскую. В ней был идеальный порядок, каждый инструмент висел на предназначенном ему гвоздике, разного размера резаки были всегда наточены, гвозди и гайки – рассортированы на полке по размеру. Таким образом, его отец всегда мог выбрать подходящий под задачу инструмент, и его личные качества – среди которых был и ужасающий, непредсказуемый гнев, и непоколебимое чувство чести, – казалось, тоже были разложены по полочкам в ожидании, когда они ему понадобятся. Гнев он применял с особой взвешенностью, и его контроль над собой казался намного более пугающим, чем сам гнев, потому что гнев трудно контролировать; или, скорее, если человек может контролировать его настолько, что способен решить, как и когда его проявить, то это можно трактовать как грех.
Я сказала, что давно не слышала, чтобы кто-нибудь использовал это слово, и он улыбнулся.
– Я никогда не верил в злого Бога, – сказал он.
Он научился не раздражать отца, угождать ему и получать его одобрение. Расчетливость отца в каком-то смысле обучила детей этому же искусству, хотя он никогда не доверял сыну свой красивый набор инструментов: его он завещал мужу дочери, неприятному персонажу, который развелся с ней через год после его смерти, так что инструменты навсегда покинули семью. Отец был человеком, который всегда поступал по правилам, даже когда это было во вред: будь он еще жив, эта ирония судьбы наверняка бы тоже ускользнула от него. Спустя несколько лет после смерти отца, во время скучного отпуска, который мой собеседник проводил со своей тогдашней женой и ее двумя детьми на ферме во французской провинции, он согласился кое в чем помочь старой домовладелице, и она вернулась на следующий день с металлическим ящиком на заднем сиденье машины. В ящике был красивейший набор старых инструментов, который она собиралась ему подарить. Они принадлежали моему мужу, сказала она ему: он давно умер, а я хранила его инструменты, ожидая встретить того, кому смогу их передать.
Когда ему было лет пять или шесть, родители объявили им с сестрой, что они приемные. Он был примерным сыном и учеником, а в возрасте семнадцати-восемнадцати лет вдруг перестал вести себя хорошо. Он стал ходить на вечеринки, курить и пить, провалил экзамены и упустил шанс поступить в университет. Отец немедленно выгнал его из дома и больше уже не принял обратно. Но понятие справедливости, которое сформировалось у него в результате этого опыта, отнюдь не было связано с наказанием. Наоборот, чтобы стать свободным, он попытался развить в себе способность прощать.
