Сейчас кхан сидел, погрузившись в себя, и не реагировал на присутствие советника. Тардин уже хотел произнести привычное: «Да будут благосклонны к тебе Боги, Великий Кхан» и удалиться, когда Элимер первым нарушил тишину:
— Если желаешь о чем-то спросить, то спрашивай сейчас, советник. Потом я могу передумать.
И Тардин не выдержал:
— Да, желаю. Объясни, что это было?! Я много раз видел, как ты убивал и пытал врагов, однако никогда не думал, что ты с таким упоением можешь наслаждаться их муками. Что такого страшного сделал тебе этот раб?
Кхан не разозлился, только слегка поджал губы.
— Это не просто раб, Тардин… — охрипшим, будто простуженным голосом, ответил он. — Я, видишь ли, полагал, будто он давно мертв…
— Кто мертв?
Элимер посмотрел советнику в глаза, потом резко отвернулся, словно смутившись или испугавшись чего-то:
— Аданэй.
— Ты шутишь? — вне себя от изумления воскликнул Тардин.
— Разве на эту тему можно шутить? — горько усмехнулся Элимер. — Увы, это он. Наследник, кханади Отерхейна, мой родной брат и злейший враг. Аданэй.
— Как такое возможно? Ведь ты убил его.
— Я думал, что он мертв, это так. Но я не убил его тогда. Точнее, не совсем убил.
— Как можно «не совсем убить»?
Кхан только пожал плечами и не стал ничего пояснять.
— Хорошо, а почему ты пощадил его и на этот раз? — осторожно поинтересовался Тардин.
— Мысль, что он проведет остаток жизни уродливым рабом, показалась мне очень заманчивой.
— А ты уверен, что палач сделает свое дело? Может, стоило проследить за ним?
— По-твоему, немой Горт станет рисковать жизнью ради спасения Аданэя? — кхан криво усмехнулся. — Нет, не такой он дурак. Он безжалостное чудовище, на то он и палач. И этот палач мне верен. Он еще ни разу не ослушался приказа.
— Я не спорю с этим, мой Кхан. Но я не понял, почему ты вообще поручил это палачу? Он, конечно, немой, да и грамоте не обучен, никому ничего не сможет рассказать и, вероятно, не захочет. Но порою случается даже невозможное. Не надежнее ли было сделать это самому?
— Нет. В этом вопросе Горту я доверяю больше, чем себе. Один раз моя рука дрогнула, а я так до сих пор и не смог понять — почему. Как знать, не дрогнет ли она снова? Нет уж, пусть немой сделает свое дело, а потом я проверю. Думаю, новая внешность брата мне понравится.
— Ты никогда не говорил мне о брате. Я — мы все — думали, что он мертв. И это я могу понять: у власти должен стоять лишь один. Но странная ненависть, которую я увидел — она откуда?
