Да, у нас нет плодородных посевов, как на западе, нет и садов, как на востоке, и зерно с вином мы закупаем у соседей. Зато у нас лучшие кузнецы — прямые потомки Великого Гхарта, что отлил мир во Вселенском Горне. У нас лучшее оружие, руда и выносливые жеребцы, про которых говорят, будто они потомки крылатых коней. Но больше всего славится Отерхейн воинами: нас опасаются соседние народы, зато готовы нанять заморские страны. Наши порой уходят в наемники, но редко: здесь и своих войн хватает. Кхан решил расширить империю, захватить новые земли, поэтому в походах мы бываем часто, и добычи хватает.
Вот и сейчас взяли целую долину, на которой жили остатки диких племен. Кхан решил основать здесь новый город, а потому дикарям пришлось уйти в леса, как когда-то их далеким сородичам.
Задержались мы в долине почти на месяц, с окраин империи сюда свезли мастеров, рабов, заставили трудиться пленных.
А мы лагерем неподалеку от строительства встали. Пора бы уже двинуться обратно, в столицу, засиделись тут, того и гляди воевать разучимся. Скучно. А кхан молчит, не говорит, когда домой отправимся. Но разве кто спросить у него осмелится? Уж больно он лютый, не улыбнется никогда, слова лишнего не скажет.
Эх, быстрее бы до Инзара добраться, сходить в трактир, выпить пива. Да и по женщинам соскучился. Дикарки не в счет, эти посреди ночи и прирезать могут, не чета нашим робким податливым девицам.
Время уже за полночь, мы жмемся поближе к костру, травим обычные байки да бродим туда-сюда от безделья. Ничего скучнее нет, чем стоять на страже лагеря по ночам, да еще и в спокойное время.
Ого! Хоть какое-то разнообразие — немой Горт. Нечасто его увидишь. Выводит из кханова шатра какого-то пленника. Убивать, должно быть, ведет. Что уж говорить, скор наш правитель на расправу.
А Тардин там, внутри, остался. Обсуждают, наверное, чего-нибудь. Тардин! С ним, поговаривают, тоже шутки плохи. Все его опасаются, я не исключение. Нет, старик не то чтобы страшный или злобный, но он главный советник кхана, высоко летает, а с такими всегда настороже надо быть.
Смена моя, однако, к концу подошла. Спать пора. А то с утра учения. Позор случится, если буду зенками от недосыпа моргать да рот разевать.
* * *
Тардин знал: в свое время для многих оказалось неожиданностью, что Элимер — некогда угрюмый диковатый мальчишка — стал Великим Кханом. Советник по-своему любил былого воспитанника, однако не мог не видеть, сколько тот пролил крови, зачастую невинной, и сколько сил потратил, чтобы все признали его повелителем: и простонародье, и военная знать. О нем говорили, что он деспот. И были правы. Говорили, что он жесток — в этом также не было лжи. Подозрительный, скрытный, безжалостный, он требовал беспрекословного повиновения и не вызывал любви своих подданных. Многие его боялись, а некоторые — ненавидели. Все это верно. Но также верно и то, что за всю, пусть и не очень долгую, историю имперской династии, не рождалось в государстве правителя сильнее. Да и войско Элимера уважало, без лишних размышлений выполняя его приказы. А в юном государстве, ведущем захват чужих земель, это ценилось куда больше, чем любовь простого народа.
