Голубой «Лангуст» | страница 13



— Да… — вздрогнув, сказал Ильмар. — Волны и красный свет.

— Резкая боль в правой руке!

— Да!

— Ты упал с пирса в воду и ударился головой.

— Нет… — снова в отчаянии прошептал Ильмар, и на его глаза навернулись слёзы.

— Всё будет отлично, мальчик, — пряча тревогу, сказал профессор. — Дай-ка я посмотрю голову. Ага! Очень хорошо… Тут тоже прекрасно. А это? Ну да… Болит?

Нащупав на темени мальчика едва ощутимую мягкую шишечку, профессор изменился в лице.

«Вот в чём история! — подумал он. — Странно, что я не заметил её раньше…»

— Болит? — переспросил он и сильнее надавил на темя.

— Чуть-чуть, — сказал Пльмар. — Чуть-чуть жечь начинает. Теперь всегда так, если я долго думаю. Я помню дверь. Она страшная и всё время в темноте. Я знаю: если она откроется, я всё вспомню. Опять жжёт…

— Это пройдёт, — ласково успокоил профессор. — Не волнуйся, дружок. Ты утомился. Скоро я приеду за тобой. Ты ведь не будешь возражать, если я свожу тебя к себе в гости.

Ильмар горько вздохнул.

— Я сам уеду из лагеря! — вырвалось у него.

— Глупости! — Профессор нахмурился. — Откуда эти мысли? Впрочем, догадываюсь…

Ильмар улыбнулся и ответил на доброе крепкое рукопожатие.

Марат ждал профессора в кабинете врача. Войдя, профессор попросил стакан воды и удовлетворённо сказал:

— Мальчишка чудесный.

Марат сбегал в скверик и принёс холодную из-под крана воду.

— Ретроградная амнезия, — сказал Профессор. — На темени прощупывается небольшая шишечка…

— Это опасно? — спросил Марат.

— Да, возможно повреждение черепа. Необходим снимок. — Профессор поставил недопитый стакан. — Опасения насчёт ночной драмы не лишены основания. Признаться, я поражён. Сам мальчик вряд ли мог получить такой ушиб в теменной области, если б даже и упал. Мне приходилось видеть следы подобных травм после удара кулаком особым приёмом… Это не ушиб, а удар, нанесённый человеком.

Марат побелел.

— И если б я не был уверен, что мальчишка упал с пирса, — продолжал профессор, — я бы сказал, что всё это похоже на преступление. Следствие травмы очевидное — потеря памяти. Его воспоминания обрываются теплоходом. Если он прибыл из Новороссийска ночью и попал в лагере в катавасию, то несколькими часами раньше он, разумеется, был на теплоходе. Кое-что он уже вспомнил… Штормовые волны и красный свет.

— Красный свет у сигнального маяка, — заметил Марат. — Вы его видели на пирсе.

— Да-да. Опять этот пирс, и никуда от него не денешься.

— Позвольте! — воскликнул Марат. — Но маяк был" потушен примерно за полчаса до того, как приехал Жора и привёз мальчика!