Бегущий монах – такая же диковина, как честный чиновник.
– Садитесь, прошу вас, – сказала я, расстилая свежую скатерть. – Отдохните.
Они поклонились в знак благодарности и сели. Слугам Учителя нашего Будды, я всегда подаю лучший чай бесплатно. Тот монах, что помоложе, отер пот со лба.
– Гоминдановцы идут! Две тысячи человек. Когда мы уходили, деревня почти совсем опустела. Люди перебираются куда-нибудь повыше. Твоего отца увез на тележке брат.
– Это уже было. Японцы разрушили мою чайную.
– По сравнению с гоминдановцами японцы покажутся ангелами. Эти просто звери! – вступил в разговор монах постарше. – Они тащат все, что можно унести, съедобное и несъедобное, а остальное сжигают или отравляют. В одной деревне отрезали мальчику голову и бросили в колодец, чтобы отравить воду.
– Но зачем им это?
– Коммунисты наступают, несмотря на американские бомбы. Гоминдановцам нечего терять. Я слышал, они направляются в Тайвань, чтобы присоединиться к Чан Кайши{72}, и им приказано принести все, что смогут добыть. Они ободрали всю позолоту с храма Будды в Лэшане.
– Да-да, это правда, – кивнул монах помоложе, вытряхивая камушки из сандалий. – Постарайся от них улизнуть. У тебя еще есть часов пять. Спрячь все ценное в лесу и спрячься сама. И будь осторожна, когда вернешься. Не попадись отставшим. Мы не хотим, чтобы с тобой случилось дурное.
Я дала монахам мелочь, чтобы они воскурили благовония за здоровье моей дочери, и они так же бегом скрылись в тумане. Утварь получше я спрятала высоко на Дереве, а Учителя нашего Будду, попросив прощения за беспокойство, пристроила еще выше, в развилку, где росли фиалки.
Туман рассеялся, внезапно наступила осень. Под порывами ветра листья мчались по дорожке, словно крысы по воле заклинателя.
Деревья вытянулись до самого неба. Кроны сомкнулись небесной поляной. «Следуй за мной, – сказал взгляд единорожицы. – Положи руку мне на плечо». Туннели коры и темноты сменялись другими туннелями коры и темноты. Моя проводница цокала костяными копытцами. Я блуждала, но мне было радостно. Мы очутились в саду на дне колодца света и тишины. Над узорчатым мостиком, выложенным янтарем и нефритом, колыхались цветы лотоса и орхидеи. Бронзовые и серебристые карпы вместе с темными совами парили у моей головы. «Это благостное место, – без слов сказала я единорожице. – Ты со мной еще побудешь?»
«Матушка, – мысленно ответила единорожица, и ее человечьи глаза наполнились слезами. – Матушка, разве ты не узнаешь меня?»
