Немцы на протяжении по меньшей мере поколения привыкли видеть мир в крайностях, в черно-белом свете, в понятиях друзей и врагов, добра и зла, «арийцев» и прочих. Письма Майстеру об этом свидетельствуют, даже если предполагают конкретные усилия людей истолковать судьбу и найти средства спасения. В то же время они обнажают огромное желание обвинить кого-нибудь в своих страданиях и показывают, что большинство было озабочено «злодеяниями» настоящего, а не прошлого. В этом смысле Unheil, нависшее бедствие, представляло собой не нацизм, а разгром и оккупацию: именно последние два явления заставили немок торговать собой («шлюхи снова здесь»). Это союзники не смогли «справиться» с «цыганами», убийцами и ворами. Это оккупанты допустили «разложение» молодежи. Здесь присутствовало скрытое сравнение с Третьим рейхом, воспринимаемым как позитивная сила, которая решительно, часто убийственно, расправлялась со всем, в чем видела социальную проблему.
Пресса, со своей стороны, уделяла детальное, фактически френологическое внимание физическим характеристикам Грёнинга, словно сведения о его происхождении и социальной принадлежности, мотивах, талантах и привычках позволили бы заглянуть в его душу. Репортеры никогда не забывали описать цвет и тип его глаз (лихорадочных и ярко-голубых; или они были серо-зелеными?), цвет и длину волос, походку и сложение, чудовищных масштабов курение и потребление кофе. Авторы статей в газетах и журналах иногда высказывали предположение, что Грёнинг, должно быть, пользуется «индийской йогой» или что он «цыган»[216]. Последняя характеристика — вскоре после нацистской кампании по преследованию и массовым убийствам западных и восточных цыган — имела, мягко говоря, дополнительный подтекст. «Цыгане» считались опасными и не заслуживающими доверия чужаками, но также и обладателями магических способностей. Утверждение, что Грёнинг «связан с цыганами», намекает на желательные качества — ясновидение, сверхъестественные способности, но также и на тесные отношения с дьяволом.
* * *
К середине июня 1949 г. городской глава Херфорда высказал опасение, что из-за «недостаточного понимания необходимости запрета в интересах защиты общества» несколько тысяч страждущих днями и ночами дожидаются на улице под дождем «вопреки здравому смыслу» и «в ущерб своему здоровью»[217]. Надеясь раз и навсегда рассеять толпу, Майстер объявил, что разрешит Грёнингу провести «одновременный сеанс массового исцеления». Однако после него толпа не разошлась
