Возможно, Василий услышал зов проснувшегося честолюбия. Князь спохватился, что уже достиг тридцатилетия — возраста, в котором Илья Муромец слез с печи и отправился совершать свои подвиги, — и почувствовал жажду деятельности. Эти внезапные приступы недовольства собой и своим положением случаются у людей незаурядных. Светоний рассказывает, как однажды Цезарь пережил нечто подобное, увидев в храме Геркулеса в Гадесе статую Александра Великого. «Он вздохнул, словно почувствовав отвращение к своей бездеятельности, — ведь он не совершил ещё ничего достопамятного, тогда как Александр в этом возрасте уже покорил мир, — и тотчас стал добиваться увольнения, чтобы затем в столице воспользоваться первым же случаем для более великих дел» (134, 9—10).
Нашему скромному герою, конечно, далеко и до Ильи Муромца, и тем более до Цезаря. Но жажда славы тускло мерцает в каждом из нас. Ветер судьбы может раздуть её слабый огонь в яркое пламя...
А может быть, открыв однажды наугад Священное Писание — таким способом спрашивал совета у Небес ещё его знаменитый тёзка Владимир (в крещении Василий) Мономах, — Василий Костромской словно в первый раз прочёл одну из заповедей блаженств: «Блаженны миротворцы...» И будучи человеком глубоко религиозным, воспринял её как императив поведения.
А может быть, этот добрый человек был растроган слезами своих новгородских родственников по линии матери, умолявших его вмешаться и предотвратить затеянный Ярославом Ярославичем Тверским поход татарского войска на Новгород...
Как бы там ни было, но Василий широким шагом выходит из безвестности. Вместе с новгородскими послами он отправился в Орду с жалобой на старшего брата. Там они убедили хана Менгу-Тимура (1266—1280) в незаконности действий Ярослава в Новгороде.
Любой успех в Орде отливал серебром. Вероятно, в дело пошли придворные связи и тяжёлые кошельки новгородских купцов. Благосклонно прислушавшись к этим аргументам, хан приказал вернуть с полпути уже отправленное на помощь Ярославу татарское войско. Кажется, это был единственный случай подобного рода. Орда не любила менять свои решения, считая такие перемены признаком слабости.
Подробности этой удивительной истории столь же неизвестны, сколь и мотивы поведения Василия Костромского. Но так или иначе, а затея Ярослава Тверского провалилась. Трагедия века — погром Великого Новгорода татарами — не состоялась. Сказочный младший сын слез со своей костромской печи и сотворил чудо...
