«Словно шрамы», – думаю я, подходя к нему.
– Можешь идти, – говорит он, глядя в космос.
Часть меня хочет уйти. Чтобы вернуться в машину, найти Джейса и рассказать ему обо всем. Но другая часть меня – мстительная сука, которая хочет остаться и впитать в себя все до последней капли боли и обиды, исходящие от этого скорбящего дьявола.
– Дай мне попробовать отвлечь твой разум от всего, – шепчу я, кладя руки ему на плечи. Перебрасываю ногу через стул, оседлав его. Его остекленевшие глаза грозят вылезти наружу. – Закрой глаза, – шепчу я, прокладывая ряд горячих влажных поцелуев по его шее.
Он пьян и слушается меня, к большому моему неверию.
Я ухмыляюсь, потому что его действия имеют желаемый эффект. Когда он закрывает глаза, две слезинки вытекают из его глаз, падая на его щеки.
Я наклоняюсь, касаясь губами его правой щеки. Мои вкусовые рецепторы оживают от внезапного привкуса соленой воды.
Вкус победы.
Он забрал моего отца, мою жизнь, а теперь я забрала у него его старшего сына. Вкус его печали манит меня, и я повторяю свои действия на его левой щеке, на этот раз высунув язык, чтобы поймать его отчаяние и выпить его до последней капли.
Я раскачиваюсь у него на коленях, его эрекция растет уже только от того, что я села на него верхом. С моим черным поминальным платьем, поднятым к верхушке моих бедер, нас разделяет только тонкий лоскут черного кружева и черные штаны Дорнана. Он открывает глаза, и я чувствую, что он удивлен нежностью моих прикосновений. В некотором смысле, я тоже. Но его горе, его опустошение... это лучше, чем если бы я связала его и заставила истекать кровью за меня.
Вместо крови текут слезы, но в конце концов, мне все равно. Я заберу каждую его слезу, каждого сына, и тогда я начну пускать кровь.
– Сэмми... – выдыхает он, впиваясь пальцами в мягкую плоть моих бедер. У меня снова мурашки по коже, снова настороженность. Он никогда не называет меня Сэмми. Только малышка. – Я так чертовски тверд для тебя, что это причиняет боль, – говорит он, глядя на меня с ослепительной силой.
Я подавляю улыбку, теребя его молнию, ткань натянута до предела. Когда я осторожно расстегиваю ее, освобождаю его член, на кончике блестит капля спермы. Я крепко сжимаю его одной рукой, проводя пальцем по кончику свободной рукой. Я не отрываю взгляда, поднося палец ко рту и слизывая с него соленую жидкость.
Печаль. Опустошение. Потеря.
Он вжимает пальцы глубже, боль усиливается, но остается приятной. Словно он цепляется за меня изо всех сил и ускользает.
