Кирилл Обломов и его невероятные миры | страница 75



— Плохо просишь, Жуть Болотная, — словно во сне слышу я голос ведьмы, — а как тебе пульки с серебром, — она нажимает курок. Вспышки озаряют её бледное лицо, но звука от выстрелов почти не слышно, значит, я прав, винтовка с глушителем.

Существо взвизгивает как ошпаренная свинья, хрюкает точно матёрый кабан, в бешенстве бросается к ограде, но ведьма хладнокровно продолжает стрелять.

Мне кажется, пули не способны остановить неведомого зверя, но верно, серебро оказывает разрушительное воздействие, существо падает, как человек рыдает и от этого становится ещё более жутко. Вот оно вновь поднимается, и начинает пятиться, даже не стараясь увернуться от серебряных пуль.

— Ты ещё ответишь за это, — звучит полный боли голос. Жуть Болотная бросается в лес и исчезает его чаще.

— Отвечу, за всё отвечу, — со злобным смешком говорит ведьма.

Я бросаюсь в дверь, меня колотит так, что едва не теряю сознание. Хочу бежать к друзьям, но на пути стоит Семён Васильевич, он уже съел мышь и теперь бьёт в разные стороны хвостом, обжигая меня злым взглядом. Обойти кота нет возможности, стоит как танк, когти выпущены, шерсть вздыблена.

— Почему ты так к гостям относишься? — жалобно говорю я и даже голоса своего не узнаю, так он дрожит, но набравшись сил, продолжаю, — Семён Васильевич, тебе Антонина Фёдоровна сказала не выпускать нас, но ничего не говорила по поводу — впускать. Дай мне пройти в свою комнату.

Не знаю, понял меня кот или просто решил пожалеть, но нехотя отваливает в сторону, продолжая сверлить взглядом, но уже без особой злости.

— Спасибо, — неожиданно даже для себя я благодарю кота и боком, боком бегу в свою комнату.

Кот фыркает и мне показалось, что он ухмыльнулся в свои белые усы. Наваждение какое-то! Вспотев как мышь, влетаю в спальню, сдираю с себя шапку-невидимку, судорожно сдёргиваю штаны Игната, удивившись при этом, как они ещё оказались сухими, и бросаюсь на кровать, укрывшись с ног до головы. Я настолько измотан, что мгновенно погружаюсь в спасительный сон.

— Подъём! — мой сладкий сон безжалостно комкает окрик Кати.

Сажусь, тру глаза, обрывки сюжетов страшной ночи мелькает перед внутренним взором как что-то произошедшее не со мной. Рядом ворчит Игнат, вздыхает Витя, Юра, хмурясь, перебирается через нас, спрыгивает на пол, пытается отыскать свою одежду.

— Что так рано? — возмущается Игнат, зевая так, что хрустнули косточки.

Альмина и Катя уже оделись и даже причёсались, вероятно, и умыться успели.