— Антонина Фёдоровна, а вы нам покажите дорогу? — отхлебнув из чашки и, чмокнув губами от удовольствия, спрашивает Альмина.
— Конечно, нет, — спокойно отвечает ведьма.
Мы опешили от её слов, с удивлением смотрим на добрую женщину. Но она делает вид, что не замечает наших взглядов, переворачивает деревянной лопаточкой скворчащие оладьи. — Кому добавки, милые дети?
— Почему? — Альмина едва не давится, закашлялась, Катя умело двинула ей между лопаток.
— Я Хранитель, — с жёсткостью заявляет она.
— Так миру угрожает опасность, Жуть появилась! — с отчаяньем пискнула Альмина.
— Единственно, что я могу для вас сделать, это не трогать вас, — в её голосе звякнул металл, холодом повеяло от её слов, неуютно стало на душе.
— Пейте горячий чай, озябли, бедные, — как не в чём небывало, продолжает ведьма.
Кот открывает глаза, сладко зевает, сильно выгибает спину, даже искры посыпались с кончиков лоснящейся шерсти, делает попытку спрыгнуть, но брюхо перевешивает. Он вновь рухнул на печку и сладко засопел, во сне подрагивая сильными лапами, изредка выпуская из мягких подушечек смертоносные когти.
— Эх, Семён Васильевич, целый день спишь, пора проспаться, в углу мыши зашевелились, — с укором говорит ведьма.
Кот во сне мяукнул и ещё плотнее свернулся калачиком.
— Вот, беда с ним, совсем обленился. Слышишь, сметану не дам! — с нешуточной угрозой говорит женщина.
Кот вновь открывает глаза, горько вздыхает, с немым укором смотрит на ведьму, нехотя сползает с печи и, вразвалку волочёт своё брюхо на охоту. Проходя мимо нас, кот без злости зашипел, вероятно, просто решил показать нам кто в доме хозяин.
— А вот вам пора спать, — решительно говорит ведьма, — маленьким детям не следует засиживаться до поздней ночи.
— Мы не маленькие дети! — возмутился Игнат.
— Ну, извините меня, глупую старуху, — с насмешкой говорит женщина, — в любом случае добрым молодцам необходимо завтра быть в хорошей форме.
— А сколько вам лет? — с интересом глянула на ещё достаточно молодую женщину Катя.
— Не возраст определяет человека, а содержание, — поучительно говорит ведьма, взмахнув указательным пальцем.
— А всё же? — не унимается Катя.
— Триста лет, деточка, я ещё совсем молодая женщина.
Она отводит нас в дальнюю комнату. Стены в ней из хорошо пригнанных брёвен, щели заделаны паклей, пол из дубовых досок и тщательно вымыт, потолок высокий, в углах нет даже намёка на паутину. Около небольшого окна, развешены пучки высушенных растений, с краю от него, в тяжёлой раме за стеклом — множество фотографий — вероятно, родственников Антонины Фёдоровны. А также, к немалому моему удивлению, замечаю икону и оплывшую свечу под ней. Но ведь, Антонина Фёдоровна ведьма! Как это не укладывается в моей голове, начинаю догадываться, мир более сложный в понимании, чем я его представляю.
