До Рауса мы дотелюпали. Картриджей для медкапсулы хватило — через неё прошли все, кому это было нужно. Долечились, конечно, не не до конца, так что по прилёту половина отправилась в госпиталь, а остальные, кого не привлекли к хозяйственной деятельности, — в бордель. Благочестивый Шакирамр прибыл немного раньше, и Умида меня ждала. Вида она не показала, но на письмо моё по прилёту откликнулась сразу. На мою игривую фразу она откликнулась с несвойственной многим женщинам прямотой:
«Если ты серьёзно настроен стать моим близким, то я буду ждать тебя в…»
От своих я приотстал и удрал. Мне — в гостиничную часть развлекательного комплекса.
«Уже лечу». — Отписался я и зарулил в душ. Спасибо лекциям на Алатезе: «прийти к женщине грязным — это показать, что ты её не любишь и не ценишь». С корабля я сошёл в боевом скафандре, бывшим когда-то розовым. Сейчас он розово-чёрный. При ремонте я повреждённые части менял, так что иду пятнистый. Вообще, хождение в боёвке в Комплексе не приветствуется, и раньше боевой скафандр я оставлял на корабле, но сейчас корабль почти не наш, что и как будет дальше — не ясно, и я переодеваться не стал. На меня косились, но замечаний не делали.
Умида встретила меня в небольшом номере — где-то два на три метра. Она была в закрытом под горлышко облегающем комбинезоне. Номер был обставлен по-аратански: два раскладных кресла и раскладной столик.
— Я не слишком смущу тебя, если вылезу из скафандра?
— Вылезай, конечно. — Согласилась Умида наливая мне чай по-галифатски — в пиалу.
Я остался в тонком тельнике. Хорошо, что я после душа сменил его на новый. Умида махнула рукой на кресло, и я в него сел. Потом «воспользовался её девичьей наивностью», и усадил её к себе на колени. Кресло под двойным весом заскрипело. Умида позволила себя поцеловать, но на поцелуй не ответила.
— Ты слишком торопишься.
— Проявляю разумную настойчивость. — Процитировал я её.
— Ну-ка, ну-ка.
Умида расстегнула мой тельник, провела пальцем по моей груди и принюхалась:
— Совершил омовение?
Я процитировал ей галифатское изречение, прямо по галифатски.
— Ты не плохо знаешь наши обычаи.
— Не особенно. Так, верхов из адаптационных лекций нахватался. Но в них есть очень соблазнительные детали.
— Это какие-же?
— Если б мы пили чай сейчас по галифатским обычаям, у меня было бы гораздо больше возможности для манёвра.
— И ты хочешь сказать, что меня любишь?
— Люблю тебя сказать лишь могут руки, снимающие паранджу, — перевёл я как смог на галифатский Есенина. — Это строчка из стихотворения с моей родины. А любовь… Любовь она не всегда появляется сразу. Часто зарождается постепенно и потом крепнет.
