— Смотри у меня! Понял?
— Да понял, понял. Если что, ты сделаешь остаток моей жизни кратким и крайне неприятным. Иди уже.
— Точно! Это ты правильно сказал! — Обрадовался гролх пропустив последнюю часть фразы мимо ушей, и Умида прыснула.
Умида успокоилась и разговорилась. Мы обсуждали Алатез, и я поведал ей новости о новом Комплексе Древних и порадовал, что аграфы установили там свой протекторат. Она спрашивала меня о том, как мне галифатские порядки, а я скользил как по минному полю, стараясь галифатцев и не обидеть, и не перехвалить.
— Вот он! — Громко произнёс подошедший Крайм. — Что ж Кызаг, ты не сказал, что твои религиозные убеждения не позволяют ходить тебе в бордель? Я с уважением отношусь к предрассудкам, какими бы странными они ни были. Ты мне в следующий раз прямо говори, так мы без скандала и обойдёмся!
— Извините, капитан, я не Кызаг, а Казак! — Встал и склонил голову я. Рядом с моим капитаном стоял Кадерли, капитан Умиды.
— Девочка, — повернулся Крайм к Умиде, — ты на этого умника не ведись. Мутный он, через год, если его рубероиды не поймают, учиться уедет.
— Так это он на абордаже отличился? — Обратился Кадерли к Крайму.
— Он. И капитана и командира абордажников прищучил.
— Правда? — Снова посмотрел на меня Кадерли.
— Повезло. — Ответил я, разводя руками.
— Ладно, развлекайтесь. — Разрешил Кадерли и, покачиваясь сам, увёл покачивающегося Крайма. Похоже они хорошо набрались. Может быть вели они себя и не слишком вежливо, но подгон мне сделали классный — Умида смотрела на меня другими глазами.
— Фух. — Выдохнул я и уселся назад. — Довольное начальство это хорошо, но без начальства спокойнее.
Мы пили планетарку и общались. К нам постоянно кто-то подходил — бойцы и спецы с моего корабля, с Умидиного, да и вообще все подряд. Если своим для Умидиных сослуживцев я не стал, то, похоже, посвящение прошёл и претензии мне больше не высказывали. Вечеринка катилась своим чередом. Я научил народ говорить тосты и чокаться стаканами, старался не напиваться, время от времени говорил комплименты, и Умида их благосклонно принимала. Потом мы попытались танцевать, лучшего места чем ринг не нашлось, и танцевать мы начали в круге, выгнав оттуда бойцов. Но народ не возражал. По окончании танца я захотел поцеловать Умиде руку, она разрумянилась, освободила от перчатки левую кисть, и я уже предчувствовал, что продолжение банкета будет интимным. Но — обломался:
— Казак! Спасибо! Всё было классно, я бы ещё с тобой позажигала, но пора на вылет.
