Я родился в день рождения моего деда, за пару недель до срока, с солидным весом в шесть фунтов и семь унций при росте двадцать один дюйм. Из роддома мать привезла меня в дом своих родителей на Харви-стрит в городке под названием Хоуп, где мне предстояло провести следующие четыре года. Этот старый дом казался мне тогда огромным и таинственным, и я до сих пор храню воспоминания о нем. Жители Хоупа собрали средства, чтобы отреставрировать этот дом и заполнить его старинными картинами, памятными вещами и мебелью того времени. Они называют его «местом рождения Клинтона». С ним связаны мои первые жизненные впечатления: запахи деревенской еды; первое представление о маслобойках, мороженицах, стиральных досках и бельевых веревках; мои детские книжки из серии «Дик и Джейн», мои первые игрушки, в том числе простая цепочка, которая была для меня самой большой ценностью; чужие голоса, говорившие по нашему «спаренному» телефону; мои первые друзья и работа, которую выполняли мои бабуля и дедуля.
Примерно через год моя мать решила, что ей нужно вернуться в Новый Орлеан и снова поступить в благотворительную больницу «Черити хоспитал», где она до этого училась. Она хотела завершить образование и стать медсестрой-анестезиологом. В прежние времена врачи сами занимались анестезией, так что эта относительно новая специальность пользовалась неплохим спросом. Такая работа должна была повысить мамин престиж и наши семейные доходы. Однако это решение, должно быть, далось ей нелегко, поскольку означало расставание со мной. С другой стороны, послевоенный Новый Орлеан представлял собой потрясающее место, где было полно молодежи, музыки в стиле «диксиленд» и обалденных заведений вроде клуба «Май-о-май», где мужчины, переодетые в женские платья, танцевали и пели, подражая прекрасным дамам. Мне думается, это было не самое плохое место, где красивая молодая вдова могла бы пережить свою утрату.
Я побывал у мамы дважды, когда бабушка возила меня на поезде в Новый Орлеан. Мне было тогда всего три года, но две вещи я помню отчетливо. Во-первых, то, что мы останавливались в гостинице «Юнг» на противоположной от Французского квартала стороне Канал-стрит, и жили там на одном из верхних этажей. Это было первое здание высотой больше двух этажей, в котором я побывал, в первом настоящем городе, который мне довелось увидеть. Я помню трепет, который вызывал во мне вид залитого огнями вечернего города. Я не могу воскресить в памяти, что мы с мамой делали в Новом Орлеане, но никогда не забуду то, что произошло в конце одной из этих поездок, когда я сел в поезд, чтобы ехать домой. Как только поезд тронулся, мама опустилась на колени возле железнодорожного полотна и заплакала, прощально махая рукой. Я до сих пор мысленно вижу, как она стоит на коленях и плачет, — так, как будто это было вчера.
