В конце моего президентства я выбрал несколько особенных мест для того, чтобы выступить перед американским народом со словами прощания и благодарности. Одним из них был Чикаго — город, где родилась Хиллари; где в 1992 году в День Святого Патрика я практически обеспечил себе выдвижение кандидатом в президенты от демократической партии; где живут многие из моих наиболее активных сторонников и где была доказана эффективность большинства моих важнейших внутриполитических инициатив в области борьбы с преступностью, социального обеспечения и образования и, конечно же, куда после войны поехали жить мои родители. Я частенько в шутку говорил Хиллари, что, если бы мой отец не погиб на этом залитом дождем шоссе в Миссури, я вырос бы в нескольких милях от нее и мы, вероятно, никогда бы не встретились. Мое последнее выступление состоялось в отеле «Палмер-хаус», где была сделана единственная оставшаяся у меня фотография обоих моих родителей; их сфотографировали перед самым возвращением мамы в Хоуп в 1946 году. После речи и прощальных слов я вышел в небольшую комнату, где встретился с женщиной по имени Мэри Этта Рис и двумя ее дочерьми. Она рассказала мне, что росла и училась в школе вместе с моей матерью, а потом уехала на север, в Индиану, где начала работать на предприятии оборонной промышленности, да так там и осталась: вышла замуж и растила детей. Тогда же я получил от нее бесценный подарок — письмо, которое моя двадцатитрехлетняя мать прислала ей, своей подруге, в день ее рождения, через три недели после гибели моего отца, то есть более пятидесяти четырех лет назад. В этом письме проявился весь мамин характер. Своим красивым почерком она писала о своем горе и о решимости продолжать жить несмотря ни на что: «В тот момент это казалось почти невероятным, но ведь я на седьмом месяце беременности, и мысль о нашем ребенке поддерживает во мне жизнь и открывает передо мной весь мир».
Моя мать оставила мне обручальное кольцо, которое подарила отцу, несколько трогательных историй и уверенность в том, что она любила меня и за него тоже.
Мой отец оставил во мне чувство, что я должен жить за двоих и что, если мне это удастся, я тем самым смогу восполнить ту жизнь, которую должен был прожить он. А память об отце вызывала во мне ощущение собственной бренности, причем оно появилось у меня гораздо раньше, чем это бывает у других. Сознание того, что и я тоже могу умереть молодым, заставляло меня стараться максимально полно проживать каждое мгновение жизни и достойно справляться с каждым новым испытанием. Я всегда торопился, даже если не был уверен, куда именно нужно идти.
