— Прошу прощения.
— Можешь не извиняться, мы пока не научились забывать по приказу. — Она пристально смотрит мне в глаза. — Я запрещаю тебе кому-либо говорить о том, что ты услышал.
— Так точно.
— Только паники нам еще сейчас не хватало. Если я узнаю, что по базе ходят слухи насчет диагноза рядового Гинека, последствия для тебя будут суровыми. За всё, включая имплантат.
— Так точно, госпожа капитан. — Я чувствую, как по спине стекает капля пота.
— Можешь быть свободен. У меня сейчас нет времени на всякую чушь.
Пятясь, я выхожу из кабинета. Единственное, чего мне хочется, — исчезнуть с глаз раздраженного врача. В голове сменяют друг друга образы искалеченных стрелков, пьяного сержанта и стонущего рядового, который утверждает, будто умер в пустыне Саладх. Все это тонет в памяти, проваливаясь, словно камень, в голубизну сновидений. Происходит нечто, чего я пока не понимаю и не могу свести воедино. Я знаю лишь, что нам нужно бежать отсюда, но вместе с тем отдаю себе отчет в том, что мы все больше ввязываемся в эту войну.
И поэтому я должен понять, в чем дело, узнать как можно больше.
Вторник, 15 марта, 08.30
Гражданские рабочие под присмотром сержанта Крелла устанавливают защиту на «скорпионы». Машины въезжают в жестяной ангар, а техники приваривают к передним бамперам металлические трубы метра полтора высотой, загнутые в направлении езды. Их задача — защитить стрелков от обезглавливания, разрывая натянутую поперек дороги проволоку.
Мы — Пурич, Водяная Блоха и я — наблюдаем за их работой, стоя под навесом у входа в столовую. Наш ВБР все еще в своего рода неформальном отпуске — капитан Бек решил продлить нам освобождение от вызовов. Мы выполняем не столь существенные задания, наверняка еще и из-за «проблем со здоровьем» нашего сержанта.
— Слышал, Маркус, что в Хармане в тот же день был совершен теракт с использованием струны? — спрашивает Дафни. — Это была скоординированная операция.
— Да, слышал. Погиб солдат с базы Кентавр.
— Патрули боятся выезжать с базы со стрелками на башенках.
— Мачты решат вопрос. Так что способ оказался одноразовым.
Пурич начинает плакать, по его щекам текут слезы. Он благодарит меня за то, что я спас ему жизнь. По его словам, в первое мгновение он не понял, в чем дело, и хотел ударить меня в ответ, думая, что это глупая шутка. То же самое он беспрестанно повторяет уже пять дней. Я стараюсь не реагировать — не хочется списывать все на счастливое стечение обстоятельств.
