— Твою мать, — шепчет за моей спиной капрал Талько.
— Смерть этих солдат — следствие халатности и вопиющего нарушения устава, — продолжает лейтенант. — Они самовольно покинули часть, отправившись в окрестный мотель с комнатами с почасовой оплатой, где заказали себе проституток. Служба охраны и командиры погибших будут привлечены к ответственности. Но для вас важнее всего две вещи: во-первых, вы должны безукоснительно соблюдать действующие правила, а во-вторых, ни в коем случае не перемещаться пешком и без глушителей по малонаселенной местности.
— Как вы знаете, это современное и дорогое снаряжение, которое выдается только на время операции, — добавляет сержант Голя, воспользовавшись наступившей тишиной. — Солдаты в самоволке не могли им воспользоваться, и потому случилась трагедия. Вбейте в башку своим людям, что идет война и подобного рода дебильные идеи приводят к смерти.
— Именно так, — кивает лейтенант Остин. — Я с радостью оставил бы вам фотографии, чтобы вы ежедневно на них смотрели, но устав этого не позволяет. Надеюсь, вы запомните эту картину. Командиры взводов сейчас соберут фото, а вы перед утренним инструктажем проведете беседу в своих отделениях. Это приказ.
— Так точно, господин лейтенант, — слышатся сдавленные голоса.
Лейтенант Остин встает, и мы тоже вскакиваем.
— Если вопросов нет, можете разойтись.
Суббота, 27 февраля, 18.50
Я звоню отцу раз в две недели, чтобы поболтать ни о чем. Он каждый раз спрашивает, все ли со мной в порядке, не случилось ли со мной чего-нибудь. А я каждый раз повторяю, что все нормально, просто чтобы он не беспокоился. Потом он рассказывает о маминых проблемах с позвоночником, о том, как у нее немеют руки и постоянно болит голова. Почти все время она проводит в очередях к врачам. О себе он не говорит ничего, как если бы существовал лишь в виде цифрового голоса в трубке, полностью исчезая после каждого разговора со мной.
Но на этот раз все иначе. Отец отвечает на звонок, и я слышу его приглушенный голос:
— Маркус, я знаю, что ты не говоришь мне всей правды. Я ежедневно смотрю новости и читаю об этой войне. Я считаю теракты и жертвы. На этой неделе в одном лишь Хармане взорвалось шесть бомб.
— Восемь, папа. Не обо всем сообщают в прессе.
— Мама у госпожи Леве, так что можем немного нормально поговорить. Она всегда подслушивает, когда ты звонишь.
— Тогда зачем ты сейчас шепчешь? Тебя плохо слышно.
— Наверное, по привычке, — грустно усмехается он. — Я боюсь, Маркус, что ты не вернешься.
