Мое отделение охраняет командира роты и лейтенанта Мюллера. Сержант Голя стоит с отделением Нормана внизу, у подножия лестницы, не позволяя никому подняться выше. У дверей магистрата, у машин, остался Усиль со своими людьми и отделение капрала Талько — новое пушечное мясо, переброшенное из Йона. Лишь у Балларда в той команде есть боевой опыт, но поскольку он лишился всех товарищей, сейчас наверняка основательно растерян.
Чувствуется напряженность среди работников ведомства и посетителей, пришедших решить свои дела. Ремарцы бросают на нас неуверенные взгляды. Наклонившись через деревянный барьер, я наблюдаю за людьми, которые бродят по главному залу. Они задирают головы вверх, а я сейчас с удовольствием плюнул бы им в лицо. Я уже знаю, что ненавижу эту страну, ее жителей и гражданскую войну, которую они себе устроили. Что касается меня, то я бы не слишком расстроился, если бы они все перерезали друг друга.
Мы торчим тут уже больше часа, почти в полной тишине. Я чувствую, что после случившегося на рынке парни ведут себя иначе, словно боясь в чем-то мне помешать. Вечером Пурич, главный трезвенник, наколдовал откуда-то бутылку, и только Ротт не выпил за мое возвращение — тогда он как раз пошел в столовую и опоздал на мероприятие в казарме.
Дверь туалета в конце коридора приоткрывается. Наверняка это лишь сквозняк, но мы должны проверить, не прячется ли там какая-нибудь гнусная сволочь. Я киваю Ротту, и мы направляемся в сторону небольшого помещения, обозначенного треугольником. Все сотрудники должны были покинуть этот этаж, но осторожность никогда не помешает. Мы заглядываем внутрь — пусто.
Ротт с ненавистью таращится на меня, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну что там у тебя, рядовой? Хочешь сказать мне что-нибудь приятное? — спрашиваю я.
— Из-за тебя погибли Лотти и его парни, — шепотом отвечает он. — Из-за того, что ты не умеешь командовать, Трент. Если бы операцией командовал Роберт, все было бы иначе.
— Да? — зловеще усмехаюсь я. — Если бы командовал твой Роберт, придурок, ты сейчас бы лежал по кускам в металлическом гробу.
— Я не стану слушать какого-то болвана из ВТО. Срать я на это хотел. — Он щурит серые глаза. — И хер ты мне что сделаешь.
— Тут ты ошибаешься, рядовой Ротт. Начиная со следующей операции пойдешь в первых рядах, во славу родины.
— Ах ты сукин сын!
— Докажешь всем, какой ты смелый, — говорю я и возвращаюсь к остальным, поскольку за дверью уже слышатся голоса. — Ну-ка, господа, выпрямились покрасивее. Сейчас они будут выходить.
