Где сердце и душа схлестнутся меж собой,
Я, Богом призванный судить себя сверх меры,
Лишенный совести, раскаянья и веры,
Не вправе восславлять, глумясь, как лицедей,
Ни желчи, ни обид, ни горечи своей.
Читатель, я веду рассказ не славы ради,
Описывать позор приходится в досаде,
И сердце чувствует уколы в глубине,
Оно противится и судит всё во мне:
Издержки многие оно мне ставит в строку,
Попранье совести, прощение пороку.
Великие мужи, герои давних дней,
Когда мог кесарем однажды стать плебей,
Его вассалом — царь, царем — судья лукавый,
Наш край — провинцией, а мир — одной державой,
Сената власть и честь блюли, и в свой черед
Признали всадников, трибунов и народ,
Почтили черный люд высокою ступенью,
Когда отбил рабов, идущих в наступленье.
Сиих полулюдей простолюдин и знать,
Как лошадей, могли купить или продать,
Средь них, отверженных, бывали встарь к тому же
Свои сословия, но всех считались хуже
Такие, кто, как скот, влекомый на убой,
Жизнь отдавал свою пред яростной толпой.
В дни пышных праздников и знатных погребений
Такие шли на смерть и гибли на арене,
Не изменясь в лице, тунику сбросив с плеч,
Без дрожи всякий раз встречали грудью меч.
Как те, кто в наши дни размахивает шпагой,
Они таили страх за показной отвагой,
Не корчась, не вопя, встречали смертный час
И даже падали, как будто напоказ,
К жестоким зрителям ничтожной жизни ради
Сраженный не взывал ни разу о пощаде.
Так сей презренный люд в прожорливую пасть
Ввергался что ни день, чтоб тысячами пасть.
Такой вот злобою дышал сей сброд в угоду
Охочему к страстям державному народу;
Каким-то кесарям поздней на ум взбредет
В цирк на побоище свободный гнать народ
[92];
С рабами грубыми не раз делили ложе
Иные из матрон: их привлекали рожи
Отчаянных рубак, их мощные тела,
Их низменная кровь, вот так иных влекла
Порода карликов. Подобных шлюх, бывало,
По праву власть суда в рабыни продавала.
Писанья мудрые, суровый суд веков
Бесчестьем заклеймят всевластных мясников,
А позже власть сама осудит их сурово
И низведет на дно поборников такого.
Добро, что в давний век исчезло это зло,
Чтоб добродетели позорить не могло.
Сегодня нам твердят: мол, ни к чему бравада,
Мол, первому пронзать противника не надо,
А также стяг нести на приступ, а потом
Во вражью цитадель вторгаться сквозь пролом,
Спасать плененный град, уже не ждущий чуда,
Бесстрашно выбивать грабителей оттуда,
Охрану выставив и лагерь укрепив,
В осаде вражеский осаживать порыв,
Не стоит, мол, вести с умом и сердцем схватку,
