,
Скупцам и торгашам, кому ничто не свято,
Чья потная ладонь столь высохшей руки
Грозится мертвого добыть со дна реки.
Учена ты весьма, а как многоязыка
[66]!
О эта болтовня, впрямь адская музыка!
Так умирающим являлась духов рать,
Чей дьявольский жаргон нам не дано понять.
Немало у тебя умов и всевозможных
Пророков, истинных подчас, но чаще ложных,
Сама провидица всех бед и неудач,
Ты предрекаешь смерть свою, как лучший врач.
Товар свой, Франция, ты шлешь другим народам,
С умом ведешь дела, венчаешь их доходом,
Поскольку часто хворь так обостряет слух,
Что в теле немощном внимает Богу дух.
Когда, о Франция, внутри тебя разлады,
Добро, что у границ живут в покое грады,
Но если чувствует нутро то жар, то лед,
Могилу просит плоть, и недалек исход.
В алчбе ты, Франция, становишься бесчинной,
Так старцы чем-нибудь грешат перед кончиной,
Недужных хворь трясет, и руки сих бедняг
Всё тянут на себя, а это скверный знак.
Уже твое тепло уходит прочь из тела,
А с ним любовь твоя и милость оскудела,
Потопы множатся и топят всякий раз
Желания твои, и вот их жар погас,
И нужды нет искать в разливе хладной влаги
Огонь и прежний дух, без коих нет отваги.
Как измельчали вы, французы, стыд и срам:
В былом ваш меч легко давал отпор врагам,
И коль вторгался к нам пришлец иноплеменный,
Отцы не прятались за крепостные стены,
Едва вступал он в бой, испытывал сполна,
Сколь доблестны они, сколь их рука сильна.
Являем ныне мы бессилье старцев хилых,
Чей пыл давно погас, тепло иссякло в жилах,
Чьим стынущим сердцам сидеть бы взаперти,
За каменной стеной укрытие найти,
За валом насыпным, вздымающимся круто,
За рвом зияющим надежного редута.
Охотно в крепости сидим сегодня мы,
Чего сердца отцов страшились, как тюрьмы:
Кто тщится натянуть одежды на одежды,
В том больше нет тепла, и выжить нет надежды.
Нам ангел Господа, идущий напрямик,
Возмездье возвестил, явил свой грозный лик,
И эти признаки смертельной нашей хвори,
Проникшие в сердца, отметят лица вскоре.
Вот лики наших бед, напастей череда,
Суровый приговор небесного суда.
Мы отвращаем взор от тягостной картины,
Но дух к ней обращен, дабы постичь причины.
Ты гордо, Франция, подъемлешь свой венец
Среди иных племен, а Вышний, твой отец,
Который столько раз за многое в отплату
Тебя испытывать дозволил супостату,
Горящим оком зрит с небесной высоты,
Как рядом с пришлыми растишь гордыню ты,
Как суевериям ты предалась дурманным,
Которые влекут от Бога к истуканам.
Ты вдосталь ела тук в безоблачные дни,
