, «Истина»
[5], «Будильник», «Легенда о святой Екатерине»
[6] и другими подобными? Мне стоять в одном ряду с самыми отъявленными смутьянами, поборниками народоправия. Может показаться, что, говоря о тиранах, я подразумеваю королей, и мою верную любовь к нашему великому королю, которую я доказал шпагой, мою благонамеренность, которую провозглашаю всюду, осудят те, с кем сражаюсь, и в особенности неправедное правосудие. А под конец меня обвинят в оскорблении Величества. Дождитесь моей смерти, а потом уж судите мои труды: четвертуйте их, чтоб друзьям и врагам было что править, можете использовать сии писания по вашему усмотрению». Такие оправдания не мешают многим ученым старцам спорить с нашим сочинителем и призывать его на Суд Божий. При этом их возражения наводят на такие мысли: вот уже тридцать с лишним лет, как завершено сие произведение
[7], начатое на войне в семьдесят седьмом году в Кастель-Жалю, где автор командовал легкой конницей и заслужил несколько ранений, стоя насмерть в тяжелой баталии. Там он и набросал в виде завещания эти страницы, которые собирался потом отшлифовать и дополнить. Но где сегодня очевидцы событий и чудовищных преступлений того времени, кто при этом присутствовал, хотя бы недолго? Кто, идя по нашим следам, возьмет на себя труд прочесть поразительные истории нашего века, искаженные, изуродованные, заглушенные платными обманщиками? Кто, не знающий истории, согласится с пристрастием автора к жестоким сценам? Потому за недостатком памяти и рвения и еще потому, что погасла былая страсть, мои благие намерения и желания превратились в безумную смелость, и всю эту писанину, запрятанную в лари и шкафы, я извлекаю оттуда на ваш суд. Очевидно это ошибка — сохранять старые наброски со всеми сокращениями, помарками и неразборчивыми словами, которые не под силу прочесть самому автору, так торопливо написано. Пропуски, с которыми вы встретитесь, поначалу меня коробили, но после стало ясно, что их плачевный вид не позволит доброму отцу бросить столь искалеченных чад. Подумалось, что мы натолкнем сочинителя на мысль о втором издании, где будут не только исправлены недоделки, но и какие-то примечания прояснят наиболее темные места. В этой книге вы найдете сжатый лаконичный штиль, не столь гладкий, как в писаниях теперешних сочинителей, встретите стихотворные метры в духе минувшего века, которых уже не встретишь теперь в сочинениях, написанных соответственно нынешней моде особенным жеманным штилем: желание показать вам сие и явилось второй причиной моего воровства. Это разожгло меня и лишило всякого страха, а еще то, что перед глазами постоянно бывали наглые кражи нынешних сорок, которые собирают урожай с чужих полей еще до поры созревания. Мы видим в четверостишиях Матье по три строчки, уворованные из «Трактата о сладостях печали»
