Жмурясь, Михаил созерцал начало дня. Чего-то фэры медлят…
— Всадник. — Себен с хрустом потянулся.
Чагар взбил копытами пыль. Остановился, позволяя Эпру спешиться. Вид у адъюнкта усталый и, вместе с тем, довольный: он успел получить благословение Карола, собрать вершителей Справедливости и выпить с красотками в таверне.
— Где вершители? — осведомился Агол. — Мне надоело морозить задницу.
— Едут. — Эпр оглянулся.
Три телеги, груженные тюками, пять всадников в белых одеяниях — сущие призраки смерти. Ассоциативный ряд Михаилу не понравился.
В долине закипела лихорадочная работа. Солдаты вытащили из телег и привычно собрали атрибуты казни: пяток флагов, помост, обитый красной тканью, и фэрнайтский аналог гарпунной пушки. Полотна знамен развернулись на ветру …
— Острый? — Михаил рассматривал гарпун, что упирался ему в сердце.
— Острый.
— На чем работает?
— Пыльца Эрона, — пожал плечами Себен. — Любопытная пыльца, ее Старые придумали. Взрывается от огня.
Настройщик дрогнул. Хватит ли энергии на защиту?
— Почему не используете в бою?
— Мало ее — только на Справедливость. Не мечами ведь тебя рубить, — хмуро ответил Себен.
— Пора, — кивнул человек в белом.
Пять десятков солдат мгновенно образовали две шеренги. Пройдя между ними, на красный постамент взобрался тучный плешивый мужчина.
— Начнем! — Вершитель достал из-за пояса свиток. — Обвиняемый…
— Отсутствует! — Удар заставил Михаила подойти к делу серьезнее.
Фэр долго и нудно перечислял грехи пленника. Димп считал птиц и облака. На цифре тридцать семь его прервали четверо белых — расчет орудия.
Время рванулось экспрессом. Два бэрга — мало, непозволительно мало!
Затлел фитиль, меряя последние секунды.
Концентрируя внимание, Настройщик наблюдал за язычком пламени. Главное, не пропустить момент… Дробь сердца гулко билась в ушах. Подмоги нет…
Раскатисто грянул выстрел.
Над желтой гладью пустыни стелился ветер. Играючи перебирал золотистые крупинки, гоня их к туманному мареву горизонта. Яростно палило солнце, раскаляя песок и воздух, колебля реальность тепловыми потоками.
Адское пекло.
Перед багровой трибуной стояли на коленях геометрически идеальные ряды людей в белых халатах и чалмах. Они внимали пророку — облаченному в черное мужчине, который расположился на трибуне и судорожно тянул руки к святому белому небу. За ним, метрах в трехстах, клубилась стена тьмы, исчерченная молниями.
— Люди Веры! — Мегаватные динамики густыми волнами бросили обращение в паству.
