— Нет.
— Но у тебя ведь есть чувства? — Она была упорна.
— Если я и упаду, то только от переедания.
— Вранье, — категорично объявила женщина. — Не люблю, когда мне врут. Сорг, Эронов сын, кусок вонючего…
Михаил зевнул и приглядел себе место для ночлега.
— Кто твоя избранница?
— Ей сотня лет и она намного страшней тебя.
— Хорошо. До полуночи караулю я.
Устраиваясь на лежанке, Михаил довольно кивнул: нервы спасены десятком слов — великолепно.
Утро нового дня принесло перемены. Белое перо облака виднелось у горизонта — над темным изумрудом лесной полосы. К нему путники и направились Подлеченный бэргами Михаил чувствовал себя сносно. В боку иногда екало — пустяки.
— Искупнуться бы…
— Вечером. — Лесса осмотрелась и утвердительно кивнула: — Да, вечером.
— Нам встретится река?
— Упаси небо, река Бликов левее. Вечером мы прибудем в Лакри. — Взор лакрийки затуманился от воспоминаний. Она лицезрела картины дома. И радовалась — подобно миллиардам других невольных путешественников в бесконечности Средоточия.
Настроенный на более прозаический лад Михаил отчаянно пытался не обращать внимание на запах собственной одежды. Незабываемое амбре.
Сокрытая до пояса белыми луговыми цветами, Лесса оглянулась:
— Скоро придем.
«Скоро» растянулось часов на семь-восемь. Заместо деревни двоих встретил багровый закат и темные облачные полосы. Михаил замер. Странная земля вокруг — мягкая, бугристая. На пригорке сиротливой тенью возвышался плуг.
— Чего встал? — удивилась лакрийка. Настройщик нагнал ее.
Короткий марш-бросок через аккуратные ряды деревьев вывел их к россыпи легких домиков, украшенных росписью, с обязательными палисадниками перед фронтальными окнами и песочными дорожками. Изгороди, телеги, скотина, гонимая в стойла, парочки и троицы — будничная жизнь.
— Достойные огороды. — Михаил рассматривал задворки домов.
— Пустяки, — гордо молвила Лесса. — Основные поля мы недавно прошли.
Ее прервали громкие крики. Четверо пацанов — самые наблюдательные создания в мире — увидели странную парочку на границе Лакри. Мгновение и на центральной улице деревни собралась толпа. Вперед протолкался седовласый мужчина с иссеченным морщинами лицом. Глаза его лучились тревогой, пока не стали размером с крупное блюдце.
— Дочь! — Он ураганом ринулся к Лессе. За ним поспешали родственники, как водится — дяди, тети и прочие товарищи.
Отступив в сторону, Михаил с улыбкой взирал на бурное воссоединение семьи: на горячие объятия, на слезы отца и неверующие прикосновения матери — это стоило того, чтобы не дать Лессе умереть от рук хэмпокийцев.
