— Сегодня чего — день такой? Ненормальный? — спросила Дзейра.
— Заткнись женщина, — Дгор с сожалением проводил взглядом остатки каши.
Отставив тарелку, Михаил прикрыл глаза и попытался распознать сигналы, подаваемые многострадальным телом. Отголоски боли? Ноющие суставы, патока мыслей? Способен ли он подняться?
Ноги подогнулись и, не подхвати Шарет приятеля, Михаил вернулся бы на исходную позицию. Тело колыхнулось вялым студнем.
— Устоишь?
— Отпускай, — решился Михаил. Он сделал шаг к порогу камеры и покачнулся. Вернулся обратно. И вновь шагнул.
— Не увидела, не поверила бы, — сказала Дзейра. — После такого, да за пять дней подняться на ноги… Сильно, не, правда сильно…
— Я пройдусь, — категорично объявил Михаил. Уверенность в собственных силах набирала обороты.
— Я … тут… хотела, — раздался неуверенный голос.
Михаил отшвырнул обладательницу голоса с пути и поплелся к умывальнику.
Роми со стоном захромала в свой маленький закуток, где ее никто-никто не тронет. Где она сможет заснуть в объятиях тишины и забыть… Проводив ее задумчивым взглядом, Дзейра встрепенулась, осененная некой идеей, и торопливо направилась следом.
Жадно припав к мутноватому ручейку, змеящемуся по дну желоба, Михаил с ненавистью вспомнил о лепурке. Он не смог опустить меч. Просто не смог — при полном отсутствии идей и мотивов, почему бы не воспользоваться шансом отомстить и жить дальше, сохранив здоровье и возможность строить планы. Логическая цепочка не выстраивалась. Жалость? Самопожертвование? Приятно думать так, но зачем врать себе… В момент удара в голове не было ни единой мысли. И ни единого чувства в груди…
Встряхнувшись, Михаил побрел к окну. Долго стоял, рассматривая пустоту арены, песчаные наплывы, следы чьих-то стремлений и отчаянного желания жить. Тянулись минуты, часы… Подходил Шарет — постоял рядом и удалился, непонимающе пожав плечами.
К ужину Михаил вернулся в камеру. Молча расправился с пайкой и устроился в углу — в надежде на быстрый сон без сновидений. Краткий миг забытья, принадлежавший только ему…
— Корноухий, — достиг Михаила осторожный шепот. Сквозь полудрему он попытался вникнуть в происходящее.
Рядом восседала довольная Дзейра, баюкая на руках угловатый сверток. В далеком разрезе окна колыхалась предрассветная серость.
— Чего тебе? — насторожено спросил он, приподнимаясь и испытывая определенные опасения касательно свертка.
— Заметь, Корноухий, я не спрашиваю зачем тебе это. И не ставлю под сомнение твою нормальность…
