Михаил обвел взглядом открывающийся с палубы вид.
Огромным блюдцем перед ним лежал Эгорский залив. Два скалистых полуострова охватывали залив темно-серыми изломанными клешнями. Далекие зеленые блики непокорных ветрам деревьев крохотными мазками украшали незыблемую каменную твердь. Выходом в Арк служил узкий проход — за дальностью расстояния выглядевший росчерком тонкого пера. Сама природа позаботилась о безопасности Яротты. В Эгоре лик войны истаял, отступил… Судовые команды не спешно перетаскивали на берег грузы. Ленивая перебранка портовых работяг перемежалась смехом и ревом подвыпивших солдат у многообещающих вывесок кабаков. Зазывно фланировали у причалов потрепанного вида девицы.
И легкие перистые облака в синеве, и крики чаек… Гул прибоя.
— Ублюдки, — прошипел Шарет, сжимая кулаки. Михаил согласно кивнул.
— На берег! — раздалась команда.
Пленники под надзором лучников спустились на причал и выстроились в ряд. Словно по мановению божественной длани перед ними возник невысокий плюгавенький мужичок в сопровождении нескольких десятков солдат. Брезгливо осмотрев изможденных неволей заключенных поверх надменно задранного носа, он визгливо прокричал:
— Проч!
Сперва Михаил подумал, что недовольный грузом клиент решил от них избавиться, но на зов коротышки откликнулся мужчина в черной униформе, стоявший у сходней корабля.
— Чего?
— Проч, разве я заказывал тебе это?! — Коротышка возмущенным жестом обвел пленников. — Я, раздери тебя Эфг, заказывал бойцов!
— Каких дали, таких и доставил, — огрызнулся человек в черном.
— Ты чего, совсем страх потерял?! Да они подохнут через пару дней!
— Твои заботы. Я свое дело сделал. — Проч, давая понять, что разговор окончен, развернулся и, тяжело ступая, поднялся на корабль.
— Ну и хрен с тобой. Отольется гордость… — Мужичок поморщился и зло воззрился на заключенных. Несколько секунд молчал, наливаясь болезненным багрянцем. — Слушать! Всем! Мое имя Чедр! Для вас, падаль, это как Эфг, только страшнее!
Коротышка кивнул стоявшему рядом воину. Яроттец, подойдя к одному из пленников, одним ударом меча снес ему голову. Тускло сверкнул клинок, вырывая у жизни кровавый поток, щедро оросивший брусчатку и пленников. Один из них, паренек лет восемнадцати, содрогнулся в приступе рвоты. И рухнул — вспоротый от паха до грудины.
Чедр улыбнулся.
— Вы принадлежите мне! И только мне! Запомните, ублюдки, между смертью и вами только я! — Чедр вгляделся в неровный строй
