– Василий Иванович, сколько у тебя баб-то было в жизни?
А он так правой рукой за голову, потом за живот, потом за правую подмышку, потом за левую, вроде как крестится, и говорит:
– Катя, у меня ни тут, ни тут, ни тут, ни тут волос не хватит, чтоб всех моих баб пересчитать.
Я ржу не могу. Верующий он! Но евреев не любил. Сказал мне как-то:
– Внук у меня хороший, на русского похож, а внучка – еврейка.
Однажды говорит:
– У моих друзей домработница живет, а к ней приехал какой-то дальний родственник из деревни. Ищет одинокую женщину с пропиской, хочет жениться. Две тысячи рублей готов заплатить. Не хочешь замуж?
– Да старая я замуж выходить, – говорю. – И жить с чужим человеком не хочется.
– Это понятно, но он, кроме двух тысяч, еще готов жену содержать. Ты сможешь не работать и весь день телевизор смотреть. Встреться с ним, посмотри. Не понравится – откажешься.
Уговорил. Встретилась. Старый, ниже меня, волосы крашеные, голос писклявый и говорит с каким-то присвистом. Зовут Алексей Егорыч. Пошли в чебуречную, я взяла водки, а он говорит – не пью. Думаю, нах мне такой нужен? Но как человек, видно, хороший. Непьющий. Уважительно разговаривает: “Екатерина Александровна, вы”.
Сходили мы с ним еще пару раз. Я как-то даже стала привыкать к нему. В общем, расписались. Он ко мне переехал. Деньги отдал. Спим вместе. Стоять у него ничего не стоит, а мне и не надо. Счастливый брак называется. К Шульцам ходить перестала. Неделю смотрю телевизор, другую. И что-то мой муж стал меня раздражать. Ничего плохого не делает, заботливый, утром завтрак готовит, дверь починил, картину в раме купил и повесил. А я чувствую – не могу больше. Утром говорю ему:
– Муженек, иди-ка ты отсюда и деньги свои забери. Не нужен ты.
Он так плакал, так плакал. Жалко мне его стало:
– Хрен с тобой! – говорю. – Оставайся.
Так и живем.
Как в отце могли уживаться помешанность на сексе с морализаторством? Он не мог пройти мимо женщины любого возраста, любой степени привлекательности, его влекли жены близких друзей, подруги жены, немолодые респектабельные критикессы, провинциальные учительницы, домработницы. Его не останавливала неизбежность скандалов, что регулярно происходили примерно раз в два года. Единственно, кто его оставлял равнодушным, это женщины, которые сами добивались с ним близости, – тут он их высокомерно отталкивал.
Вот он сидит на дне рождения Вдовы. Она посадила его рядом с собой, эта роскошная пятидесятилетняя женщина с гривой золотых волос, с обильным, все еще привлекательным телом. Когда она смеется его шуткам, ее грудь под обтягивающим белым платьем колышется в такт.
